Междуречье

Молчание

Я утопила все в молчании —

Оно воды в сто раз упруже.

Давай хранить неозначание.

К заиндевелой кромке лужи

Мы льнем губами бессловесными —

Низводим речь до теплоты,

До напряжения поверхности

По обе стороны воды.

Маятник

Оставайся со мной, пожалуйста, в пустоте,

Как в гранатой развороченном животе,

Как в стакане. Несмерть в границах панельных стен

Обретает черты и форму того пространства,

Где побеги как бритвы острых, молчимых тем

К свету режутся через пьянство.

Где въедается в потолочную известь дым,

Где становишься то старым, то молодым

И холодной рукой хлорированной воды

Набираешь себе, чтоб в горле топить таблетку.

Где становятся все намерения тверды

И устойчивы, как советские табуретки.

Там, где мимо себя качаешься на шнуре

Словно маятник, спишь, как бабочка в янтаре,

Просыпаешься то в июле, то в декабре,

То в июле – с сигаретой сидишь на стуле.

Слишком разные дни заливаются в трафарет:

Иногда получаются горсти цветных конфет,

Временами – пули.

Покой

Не распаковывая съест

Тебя прокуренный подъезд,

Но счет ступеням не веди —

Потом господь не приведи

Запомнить чертово число

Шагов из прошлого во зло.

Излом распашет по хребту

Асимптотичную мечту,

Совьет в дугу изгиб спины:

Ты на войну идешь с войны.

Три ночи

И

Стакан воды.

Мир рухнет

Из-за

Ерунды.

Все это – выемка руды…

Неравный бой с тщеславным Я,

Полуреальные друзья,

Стекло

В ладони,

Ты,

Ладонь

В ладонь,

Как будто лед в огонь —

До равенства температур,

До юных трогательных дур,

До тишины плечом к плечу,

Где я гиеной хохочу,

Где нужно мужество на вдох,

Где Бог

И похоть,

Где врасплох

Уродство душ… А все ж не мой.

Из горя россыпи намой

В себе покой.

Себе.

Покой.

Междуречье

А между тем, внутри печали

Зачали мысли о начале,

Роняя судьбы и столы,

Мы все. Шагнули б со скалы,

Спасли бы так какой-то город,

Но кто-то бит, а кто-то порот.

Что факт – никто из нас не свят,

Не потому ли с нами спят?

Не потонули в скверном виски,

Ломали жизни в переписке,

Ложились спать, и сразу бряк —

Из небытья возник коньяк

Хороший, но не самый. Выпил,

Всерьез обдумал самовыпил,

Лупил ладонью по столу

И хохотал, уснул в углу —

Одно что взрослый и солидный.

К душе в коляске инвалидной

Недружелюбная среда,

Где меньше пользы, чем вреда

От нашей круговой поруки.

Похмелье с привкусом разлуки

И междуречье тишины —

Вот там свобода от вины,

Где свет такой, что все ослепли…

Порой подумаешь, а свет ли?

И улыбаешься во след

Любимым. Свет, конечно, свет.

Комната

Будет день и с моей коленки синяк сойдет…

Ночь схватилась, как на воротах сосновый деготь,

Покатилась луна на убыль, и бледный коготь

К подъязычью, к яремной ямке – назад, вперед.

Безразлично, дышать водой или пить сквозняк,

Под ладонью поют как клавиши фортепиано

Позвонки – я сражаюсь с тяжестью океана.

Будет день и с моей коленки сойдет синяк.

Животом согревая дня ледяное дно,

Ожидая, что ты во рту принесешь мне воздух,

Я держала себя мгновением дальше возле —

Это словно ладонь удерживать над огнем.

Эта комната, погруженная в полумрак,

Как горошина аметиста на нитке бегства.

Я входила в нее из прошлого и из детства,

И меня заключал в объятия полувраг.