Дочь полка

Васазде присел на корточки, вытянул правую руку и поманил кота пальцами:

– Пис‑пис‑пис!

– Лукиан,– шикнул на товарища Игорь,– нашёл время.

Однако пушистик не стал подходить к бойцу, и зашипев, ловко подбежал к окну и нырнул в него. Грузин всплеснул руками и поднялся. Резанцев прошёл на середину достаточно простой избы. Стулья были перевёрнуты, с печки свисала постель. Всё остальное было не тронуто: посуда на столе, фотографии на стене, даже одежда, висящая на спинке железной кровати, осталась на месте.

– Товарищ командир! – прокричал кто‑то с улицы. – Товарищ командир, срочно!

Александр с бойцами быстрым шагом направились к остальным. Сначала им на глаза попалась рыжая собака с прострелянной головой, но пройдя немного вперёд, они замерли: четверо солдат окружили девочку, которая стояла на мине: её чёрная коса была растрёпана, одежда влажная внизу, сама она была вся синяя от холода и еле стояла на тонких ногах. Напротив них был амбар, от которого и шёл дым, а рядом лежали тела маленького ребёнка и женщины с выклеванными глазами. Андрей Сувырев и Василий Лунов поддерживали ребёнка за плечи, чтобы та не шевелилась лишний раз:

– Не спи! Только не спи! – говорил Андрей, а потом увидел Резанцева. – Она на мине стоит!

– Я вижу, – подходил медленно командир, не сводя глаз со взрывчатки.

– Обезвредить невозможно, её уже активировали, – сказал один из солдат.

Ребёнок вздрогнул и обречённо посмотрел на бойца сухими, воспалёнными глазами. Слёз уже не осталось. Все остальные сразу заткнули товарища цыканьем и грозными взглядами.

Резанцев подошёл к девочке:

– Тебя как зовут? – он изо всех сил пытался не показывать своё волнение.

– Катя, – тихо проговорила та.

– Хорошо, – сел на корточки командир и внимательно посмотрел на мину, – а меня Александр.

Тут он заметил, что ребёнок стоит на взрывчатке не полностью, а лишь на части. Если дело обстоит так, то можно рискнуть. Появилась крохотная надежда:

– Так, – сказал Резанцев, – нужно что‑то тяжёлое, чтобы положить на другую часть взрывчатки! Вы меня слышали?

Все бросились на поиски, пока Александр, Сувырев и Лунов были с Катей. Всё это время они старались отвлечь её разговорами, чтобы она не сильно волновалась и не отключалась:

– Какое у тебя любимое животное? – спросил Лунов.

– Собака, – ответила та и вспомнила про Пирата. Она машинально обернулась назад, где вдали валялся рыжий комок.

Резанцев уловил её взгляд:

– Не смори туда, – отвернул её он.

Тут девочка увидела, как двое солдат подошли к Любочке и тёте Маше. Это были Валерий Лапчихин и Макар Боренко. Лапчихин взял маленькое застывшее тельце Любы и тихо проговорил:

– Гниды! Вот же гниды! – он стал отходить за амбар. – Даже детей не жалеют, твари!

За ним следом пошёл Боренко, неся тётю Машу. А ведь они даже не знают, что несут мать и дочь… Катя сопроводила их взглядом, но тут Александр снова отвлёк её:

– И туда тоже не смори.

Наконец, принесли набитый мешок.

– А ничего меньше не было? – посмотрел на бойцов командир. – Мина не двухметровая! Тут вот маленькая часть!

С этими словами командир ещё раз взглянул на взрывчатку, боковая сторона ноги девочки была на земле, а другая часть на мине – «Бедный ребёнок», – подумал он. – «Это сколько же ей так простоять пришлось?»

– Мы ничего больше не нашли, – ответил Семён Петров.

– Ладно, – вздохнул тот, – давайте сюда. Там мин нет? Не проверили? – кивнул в сторону Александр.

– Мы с ребятами там ходили. – дёрнул плечом Семён. – Ничего нет.

Солдат отдал мешок, который оказался достаточно тяжёлым. Резанцев оставил только Сувырева и Лунова, остальным приказал отойти.

– Так, Вась, – говорил он, – ставь мешок.

– Товарищ командир! – возразил боец. – Мало места, чтобы уместить его на мину полностью.

– На ногу тоже.

Лунов сделал всё как велел Александр. Напряжение нарастало. Катя вся дрожала от страха и холода, она боялась теперь не только за свою жизнь, но и за солдат. Девочка была истощена морально и физически, сил кричать и плакать уже не было. Она молча не сводила пустого взгляда с сарая, в котором сожгли близких ей людей. Убили ни за что, просто так. Катя всю ночь простояла под дождём на мине, наблюдая за тем, как дым возносится в небо, боясь пошевелиться и даже дышать. Она вспоминала братьев, их небольшой, но уютный дом, строгого, но доброго отца и тихую ласковую мать, которой можно было доверить абсолютно все свои тайны и секреты, зная о том, что она ничего не расскажет. И всех их уже нет. Катя не хотела в это верить. Девочка держалась двумя руками за солдат, чтобы не потерять равновесие.

– Нормально? – спросил у неё командир.

Та вырвалась из воспоминаний и взглянула на придавленную ногу. Она быстро кивнула и уцепилась крепче в ватные куртки своих спасителей.

– Это хорошо, – сказал Андрей. – А теперь что?

– А теперь вы давите на мешок, а мы с Катей быстро убираем ногу. Насчёт три, – Александр взглянул на Катю. – Ты слышала? Насчёт три всё делаем. Ты только не бойся. Всё пройдёт отлично.

Девочка снова дала молчаливое согласие. Резанцев начал отсчёт, по команде от сдвинул ногу девочки, а Сорокин и Лунов полностью положили мешок на взрывчатку. Командир схватил ребёнка и вместе с бойцами отбежали на безопасное расстояние по тому пути, про который рассказывал Петров. Они завернули за один из домов и облокотились на стену.

– Получилось, – выдохнул Василий и поднял голову к небу.

Вдруг, в эту секунду мешок, стоящий на взрывчатке, упал назад. Прогремел оглушительный взрыв. Солдаты дёрнулись вперёд, а Катя закрыла лицо рукой и потеряла сознание, такого громкого звука она не слышала никогда в жизни. Александр выпрямился, поглядев на неё, проговорил:

– Не то слово Вась, не то слово…

* * *

Железную дверь амбара ели открыли с помощью инструментов, найденных в сараях. Сразу почувствовалась невыносимая вонь обгоревших трупов. Все бойцы, кроме Резанцева поморщились и закрыли носы. Лапчихин весь позеленел и отошёл ото всех за здание. Через несколько секунд его вырвало. Катю оставили в одной из домов под ответственность Лунова. Василию сейчас завидовали все солдаты.

– Надо похоронить, – сказал Александр и тоже закрыл нос понимая, что его сейчас самого стошнит не хуже, чем Валерия.

Свет проник в амбар, и солдаты увидели чёрные тела, застывшие в разных искривлённых позах: лица, будто вымазаны в саже, глаза закрыты, половины волос нет. И это только в начале амбара, а что дальше ждёт… Командир ничего не стал говорить, он махнул рукой и все, нехотя, вошли внутрь. Это страшное зрелище: некоторые держались вместе, обнявшись, особенно матери с детьми. Александр подошёл к женщине, которая лежала на спине, а к её груди приникли три маленьких мальчика. Рот у неё был открыт, глаза зажмурены, а руки намертво прижали сыновей. Рядом валялось что‑то маленькое непонятной формы. Резанцев поднял предмет: это была чёрная деревянная лошадка. Неподалёку согнулась старушка, держа на руках двухлетнюю внучку. Тела стали выносить наружу. Неподалёку от села уже была вырыта большая яма для захоронения. Лопаты так же нашли в сараях. Когда все тела были аккуратно уложены в неё, причём матерей положили рядом с их детьми, солдаты встали возле могилы и молча смотрели на несчастных. Даже Пирата отнесли туда, он тоже заслуживает похорон. Вот они – жертвы зверства фашистов. Что они им сделали? Они разве держали оружие в руке, чтобы с ними так жестоко расправились? Только нелюди ведут борьбу против беззащитного мирного населения.

– Бездушные твари! – облокотился на лопату Романов.

– Они фашисты, Игорь, – сказал Боренко, – и этим всё сказано.

Закончив, бойцы забрали, так и не пришедшую в сознание, Катю и продолжили путь, оставив позади себя Лесково.

Глава 3

Третий батальон

Проснулась Катя только утром следующего дня. Она открыла глаза и поняла, что находится в какой‑то палатке. Вокруг на койках сидели и лежали раненные солдаты. В углу стояла самодельная печка буржуйка – маленький железный бочонок с отверстием, чтобы засовывать дрова. Сверху была вырезана дырка, откуда шёл дым, возле отверстия стоял черпак с кривой ручкой. Буржуйка давала тепло в палатке. На земле, рядом с ней, стояло ведро с водой. Напротив входа был деревянный стол, на котором стояли медицинские принадлежности. Слева от него располагался вход в ещё одну комнату палатки, там скорее всего проводились перевязки или даже операции. За столом сидели медсёстры, одетые поверх военной формы в белые фартуки, на голове у них белели повязки. Все тихо о чём‑то разговаривали, читали газеты или просто отдавались дрёме. Заметив, что девочка проснулась, солдаты замолкли и отвлеклись от своих дел. Катя смотрела на них округлёнными глазами, не зная, что делать. Она была растерянна: в голове всё гудело, на минуту девочка забыла всё, что произошло накануне. Бойцы тоже не знали, что делать. Им было известна от товарищей её история. И теперь они совершенно не знали, как себя с ней вести и только смотрели на неё сочувствующе. К девочке подошла врач по имени Мария Фёдоровна. Это была очень приятная худая женщина среднего роста. На вид ей было лет двадцать семь. У неё были короткие светлые волосы, пухлые румяные щёки и широко посаженные, голубые глаза. Она устремила свой тёплый взгляд на Катю:

– Очнулась? – спросила она ласково. – Как самочувствие?

– Что я здесь делаю? – приподнялась та.

Женщина хотела что‑то сказать, но тут же закрыла рот и отвела взгляд. Но девочка уже сама всё вспомнила. В голову волной нахлынули воспоминания о Лесково, мине и солдатах, которые её спасли. На глазах появились слёзы, она упала назад на кровать и закрыла лицо руками. Ответ на её вопрос пришёл сам собой.

* * *

Александр был в своей тёмной землянке и работал с картами, разложенными на кривом маленьком столе. Внутрь спустился Иван Сорокин – заместитель командира. Он был одного роста с Резанцевым, широкоплечий и русоволосый. Только у него уже проглядывала седина, то ли от войны, то ли от возраста. Было ему уже за тридцать. Глубоко посаженные глаза с весёлым прищуром смотрели на мир. Но главная характерная черта Сорокина – усы‑щёточка, которые он никогда в не сбривал. Иван был не только заместителем, но и лучшим другом и преданным товарищем командира. Познакомились они очень давно, но никто не знал где и при каких обстоятельствах бойцы успели так крепко подружиться. Простые солдаты тоже с ним были в хороших отношениях. Сорокин не любил «официальщины», и все солдаты обращались к нему просто по имени. Но при этом они уважали его и приказы выполняли беспрекословно. Просто, Сорокину самому было не очень комфортно, когда к нему обращались по званию свои же товарищи.

– Здоров, – подошёл к другу он и пожал руку.

– Здоров, – сказал тот и снова взглянул на карты.

– Ну что тут у тебя? – кивнул Иван и взял одну из бумаг. – Уже сидишь? Почему меня не позвал?

– Да нет, – не отвлекаясь проговорил Резанцев, – решил кое‑что уточнить. Это не требует помощи, – он пометил участок на бумаге для себя красным карандашом и бросил взгляд в сторону. – Фыров всё молчит, меня это беспокоит.

– Может он занят не хуже тебя, – облокотился на стол Иван, – ты вроде сам командир. Должен это понимать.

– Затишье мне всегда не нравится.

– Ооооо… – сел напротив друга тот и, сняв шапку, провёл рукой по голове. – Если мои дети затихают, то жди от них сюрприза похлеще, чем от фрицев. А если жена мозг неделю не выносит, то можно смело ждать приезда моей любимой тёщи, – он поморщился, – старая ведьма.

Сорокин достал тряпочный мешочек с табаком и кусочек бумаги от газеты. Солдат сделал самокрутку и закурил:

– Ты уже подумал, куда денешь ребёнка? – выдохнул с дымом Иван.

– А что тут думать? – посмотрел на друга Резанцев. – При первой же возможности её куда‑нибудь пристроим. А там уже разберутся. Надеюсь, у неё есть хоть какие‑то дальние родственники. Детям на войне нет места.

– Понятно, – отвёл взгляд в сторону Сорокин, – жалко её всё‑таки. Такое пережить…

Александр бросил карандаш:

– Жалко, не поспоришь. А сколько таких ситуаций сейчас происходит? Немцы сволочи. На этой войне должны биться только солдаты, а не старики с детьми. Руки надо оторвать этим гнидам! – он тоже сделал самокрутку и вскоре закурил. – Кате очень повезло в этом плане. Если бы нога стояла полностью – то… – он сделал паузу.

– Даже думать об этом не хочу, – помотал головой Иван, вспоминая своих детей: шестилетнюю Машу и пятилетнего Андрюшку, которые остались в городе вместе с его женой.

У Резанцева же детей не было. Дома остались только невеста. Мать умерла ещё в том году от болезни.

– Ладно, – сказал командир, – нужно работать.

С этими словами он вышел на свежий воздух.

* * *

Тем временем медсёстры принесли всем еду. Катя вяло ковыряла кашу. Она не ела двое суток, но аппетита не было совершенно. Девочка уже не плакала, но тяжесть внутри не отпускала. Кате казалось, что жизнь потеряла смысл, перед глазами она видела горящий амбар, представляла, как загоняли всех жителей, как плакали её братья, а она не смогла их защитить от страшных монстров, пришедших в их мирное село. Раненые чем‑то тихонько занимались. Медсёстры тоже погрузились в работу: давали лекарства, вывешивали постиранные бинты на привязанную к спинкам дальних кроватей верёвку, проверяли самочувствие пациентов. Девочка убрала свою длинную толстую косу вперёд и заметила, что через чёрные волосы пробиваются белые пряди. Она поседела от пережитого. Катя откинула косу назад, не желая возвращаться к воспоминаниям о том роковом дне, но все мысли были исключительно о нём. И никуда от них было не деться.

* * *

Александр подошёл к медпункту и остановился на входе. К нему приблизилась медсестра по имени Зоя Мамонтова.

– Я слышал, что она очнулась, – начал разговор командир.

– Да, – кивнула та, – сегодня утром пришла в сознание.

– И как?

– Молчит, – пожала плечами девушка, – ушла в себя.

Резанцев тихо заглянул внутрь и увидел Катю, которая молча сидела и пустыми глазами смотрела в одну точку, обхватив ноги:

– А физически? Она простояла на холоде столько времени.

– Физически в полном порядке, что очень удивительно, – ответила Зоя. – Вы хотите её забрать?

– Да, – взглянул ещё раз на девочку Александр, – надо узнать кто она и есть ли у неё родня, но сейчас так резко начинать нежелательно. Хочу её отвлечь. Думаю, поможет.

– Я только за, – оживилась та, – я её сейчас соберу и приведу.

– Хорошо.

* * *

Катя сидела и теребила косу, по‑прежнему смотря в одну сторону. К ней подошла Зоя Мамонтова:

– Собирайся на улицу.

Та хмуро взглянула на неё, а потом отвернулась.

– Давай, моя хорошая, – ласково уговаривала Зоя девочку. – Надо собираться.

Катя не хотела никуда идти, но всё же повиновалась добрым словам юной медсестры. Она надела валенки и телогрейку поверх белой больничной одежды и вышла из палатки в сопровождении Зои. Девочка сразу узнала командира и, смутившись, сделала шаг назад, но упёрлась в медсестру. Мамонтова в свою очередь подтолкнула её вперёд. Александр, улыбнувшись, сказал:

– Не бойся. Я не кусаюсь.

– Здравствуйте, – выдавила из себя та. Катя была в растерянности, она не знала, что ей делать и говорить. Девочка опустила взгляд вниз, будто провинившись в чём‑то.

«Тяжёлый случай», – пронеслось в голове у командира. – «Ладно, и не с таким справлялись». Он обратился к Кате:

– Ну что? Пойдём пройдёмся? – с этими словами Александр подошёл к девочке и повёл её в самую одушевлённую часть лагеря.

Медсестра пожелала им удачи и вернулась к работе. На территории было очень шумно. Вокруг ходили и занимались разными делами солдаты, параллельно общаясь, шутя и дружески подначивая друг друга:

– Серёг! – обращался к другу Семён Сорвунов.

– Что? – ответил другой солдат, прочищая винтовку.

– Как там у тебя с Маринкой?

– Как, как… – не отвлекаясь от дела, пробубнил тот. – Нормально, обычно.

– Нее, – смеясь сказал Семён. – Ты уж колись! Ты в прошлый раз ей там понаписал…

Дальше Катя ничего не услышала, разговоры сменяли друг друга, так же, как и действия. Весь лагерь располагался в лесу, и он не ограничивался полянкой или лужайкой, а уходил дальше за деревья. Ребёнок испытал резкий контраст: она столько времени провела в такой напряжённой обстановке, где никто даже вздохнуть полной грудью не мог, а тут все так громко разговаривают. Свободно передвигаются, улыбаются, шутят, спешат. Здесь так насыщенно и быстро текла жизнь, она буквально кипела в этом месте. Тут можно было легко потеряться, поэтому Катя постоянно оборачивалась на командира, чтобы не отстать. Девочка давно не испытывала таких ощущений. Всё это напомнило её Лесково до прихода оккупантов. Иногда встречались землянки, изнутри обделанные деревом, а снаружи замаскированные почвой, травой и листьями, но и без палаток не обходилось. Неподалёку стояла полевая кухня: она состояла из большого железного прицепа, на котором был размещён котёл и отделения для хранения пищи. Повара не было видно, вероятно отошёл к товарищам. Девочка рассматривала всё вокруг и пыталась успеть за событиями. Резанцев заметил её реакцию и улыбнулся:

– Всё происходит слишком быстро. Верно?

Катя кивнула, ей не хотелось ничего говорить в данный момент. Она продолжала наблюдать за событиями в лагере, пока сопровождающий её командир решал вопросы и давал указания. Девочка не особо слушала о чём они разговаривали, её внимание привлекли два бойца, которые дурачились: один солдат сидел на спине своего друга, надев на голову ведро. При этом он шутил и размахивал одной рукой. Все остальные бойцы, стоявшие вокруг, смеялись и кричали:

– Так можно смело к фрицам в окоп лезть! Они даже не смогут ничего сделать! Со смеху сами умрут!

– А это – Фёдор Летаев, – сказал Александр, тоже наблюдая за происходящим.

Катя от неожиданности подпрыгнула, она не заметила того, как он закончил разговор с бойцом.

– Это тот, кто с ведром, – пояснил Резанцев и указал на солдата, который играл роль рыцаря. – А лошадь изображает его друг – Михаил Макаренко. Они одни из самых главных шутников у нас. Ну ты видишь. Как дети малые.

Девочка слабо улыбнулась в ответ. Она поспешила за Александром, который уже направился в сторону тех солдат.

– Делом занимаетесь? – спросил он и кивнул на шутников. – Федь? Мих?

Бойцы, услышав его, повалились на землю. Их падение сопровождалось громким смехом товарищей и грохотом ведра. Они вскочили и встали со всеми ровно.

– Конечно, товарищ командир, – приподнял ведро с головы Летаев. Он убрал рыжие кучерявые волосы с лица, покрытого веснушками. Своим поведением Фёдор напоминал непоседливого мальчишку, который до сих пор остался во взрослом человеке. Тут его взгляд упал на Катю. На лице бойца на время появилось удивление, но через секунду он вспомнил кто она и сказал. – О, привет!

Все остальные последовали его примеру, тоже отвлёкшись от забавы и обратив внимание на ребёнка. Девочка опять кивнула в ответ и отошла немного за Александра.

– Это, конечно, всё очень увлекательно, но неплохо было бы вернуться к работе, – строгим тоном проговорил Резанцев. – Как на это смотрите?

– Замечательно смотрим, товарищ командир, – протараторил Макаренко.

– Всех остальных это тоже касается, – оглядел солдат тот.

– Так точно, товарищ командир! – хором произнесли бойцы и разошлись, продолжая обсуждать выступление товарищей.

* * *

Обед Катя провела с Сорокиным и другими солдатами. Иван черкал что‑то в блокноте, пытаясь совместить дело с трапезой, но у него не сильно это получалось. Спустя немного времени, он всё‑таки отложил письмо и принялся за еду. Александр отошёл по делам, доверив ребёнка другу. Бойцы ели похлёбку и параллельно вели беседу:

– Тебе, Вань, командир не говорил, куда они ходили? – спросил Матвей Воробьенко. – Что‑нибудь серьёзное?

– Да ничего такого, в принципе, не было, – пожал плечами тот. Конечно, произошло кое‑что важное – находка Кати и похороны жителей Лесково, но бойцы не касались этой темы при девочке.

Тараненко Сергей отложил железный котелок и со вздохом проговорил:

– У меня Васька уже бегает во всю. Юлька ловить не успевает.

– Так это же хорошо! – поддержал его Матвей. – Боец растёт!

– Скоро тебе всю хату разнесёт твой Васька, – потянулся Сорокин, – у меня конец света дома не раз был. И сейчас происходит.

– А как же Люба? – спросил Матвей. – Она их там…

– Ты мою Любу лишний раз не поминай к вечеру, – перебил его Иван, – страшная она сила.

– Сейчас утро, – усмехнулся Матвей.

– И утром тем более не поминай, – упрямо отбрил Иван, – день плохо пройдёт.

Катя вспомнила с тоской о её младших братьях и какие концы света устраивали в их небольшом доме они. Тут в разговор вмешался Фёдор Летаев, и не успев даже присесть, он стал рассказывать то, что уже произошло с ним за это время. Этот человек умел преподносить информацию в шуточной форме, что очень поднимало настроение окружающим. Сорокин тоже подключился и Катя поняла, кто ещё является юмористом среди солдат. Когда дело дошло до ругательных выражений, шутников время от времени приходилось успокаивать, намекая на Катю. Но бойцы просто не знали о том, что эти слова не в новинку девочке, которая каждый день слышала словечки и похлеще от мужиков в деревне, когда те что‑нибудь строили. Она молча слушала их рассказы, на их фоне приходили новые воспоминания о жизни Лесково и так по кругу. Тут неподалёку показался Александр. Он подошёл к компании. Все сразу встали и прекратили беседу.

– Можете не суетиться, – остановил их Резанцев, – я хотел Катю забрать.

– Конечно, товарищ командир, – пропустил выходящую вперёд девочку Летаев, – забирайте.

Сорокин тоже поднялся, потирая руки от холода, и присоединился к ним. Они все вместе отправились в землянку к Резанцеву. Внутри царил идеальный порядок, сразу видно, что человек командир ответственный и дисциплинированный. К одной стене приделали небольшой стол, вокруг которого располагались ящики для сидения. На противоположной стороне была застеленная лавка – спальное место, в углу стоял походный мешок, рядом с ним винтовка. Все сели за стол, на котором были расположены письменные принадлежности, догорающая свечка, прикреплённая к консервной банке и всё в этом роде. Катя повозила пальцем по деревянной поверхности и взглянула на Сорокина, потирающего нос. Резанцев обратился к ней:

– Ты можешь ответить мне на пару вопросов?

– Да, – кивнула та.

– Назови свои данные. Ну, имя, фамилию, отчество, дату рождения и так далее.

– Катя Алексеевна Камышева, – проговорила девочка и вспомнила, что нужно имя в таких случаях говорить полностью. – Екатерина Алексеевна Камышева. Родилась восьмого марта 1931 года.

Александр достал чистый тетрадный лист и стал записывать всё карандашом.

– Восьмого марта? – улыбнулся Сорокин. – Необычная дата.

Резанцев бросил на него взгляд, который явно говорил: «Не в тему, не сейчас». Иван заметил это и замолк.

– Ладно, – дописал командир, а затем выдержал паузу и аккуратно задал следующий вопрос, понизив голос. – У тебя кто‑нибудь из родственников остался?

– Немцы всех убили, – говорила без эмоций Катя.

– А батька? – спросил Сорокин. – Батька‑то у тебя есть?

– На папу похоронка пришла зимой того года, – ссутулилась девочка.

– Бабушки, дедушки, тёти? – бил карандашом по пальцам Резанцев, надеясь на то, что ребёнок сейчас назовёт имя хоть какого‑нибудь дальнего родственника. – Хоть кто‑то?

Девочка помотала головой:

– Нет… У меня больше никого нет.

Александр тяжело вздохнул и дописал что‑то себе в бумаги.

– Пойду‑ка я покурю, – встал изо стола Сорокин.

– Ты же только курил, – недовольно посмотрел на друга Александр, понимая, что его бросают.

– Так это, Сань, – замялся тот и указал на Катю, – сил нет терпеть. А тут дымить не хочу. Ребёнок, всё‑таки.

«Вот ты скотина, Вань», – мысленно обратился командир к товарищу, наблюдая, как тот уходит. Сорокин скрылся из виду и в землянке наступила тишина.

– Где я нахожусь? – нарушила первой молчание девочка. – Полк? Бригада?

– Батальон, – ответил Резанцев.

– А какой батальон?

– Третий.

Девочка снова замолчала, но потом собралась с силами и проговорила:

– Я хотела бы сказать вам всем спасибо. За то, что вы меня спасли, рискуя ещё собственной жизнью.

– Не за что, – сложил листок пополам тот.

– Меня направят в тыл? Что со мной теперь будет?

Александр замер. Такого резкого вопроса он не ожидал и не знал, что ответить. Немного сухо произнёс:

– Куда получится, туда и направим. Пока ты будешь жить здесь.