Сумасшедшая одержимость
Как по команде, все засмеялись.
Я прикусила щеку, чтобы скрыть улыбку.
– Я пыталась не позорить тебя, но, видимо, ты сегодня жаждешь пострадать.
– Похоже на то, – хмыкнул он. – Мортиша снова в строю, и я сделаю на нее ставку в эти выходные.
– Ох, Винсент, – расстроенно сказала я, – любишь же ты выбрасывать деньги на ветер, да?
Толпа все росла, пока я не перестала видеть ее краев, а в центр летели ставки и статистика лошадей.
– Джианна, придешь на скачки в Кинланде в эти выходные?
– Джианна, будешь ставить на Черныша?
– Джианна, останешься на афтепати?
Потребовалось полчаса, чтобы вырваться из этого разговора, и к тому моменту я уже выпила два бокала шампанского, так что мне срочно нужно было облегчиться. Воспользовавшись туалетом, я направилась к столу пожертвований, надеясь сдать свой чек и ускользнуть.
Увидев спину Аллистера, стоящего у стола и разговаривающего с одной из дам, отвечающих за мероприятие, я замерла как вкопанная. В животе свернулась нерешительность, и я даже сделала шаг в противоположном направлении, как…
«Ну уж нет».
Я ненавидела этого человека, но еще сильнее презирала то, как пугало меня его присутствие.
Словно пытаясь что-то доказать самой себе, я подошла к столу и остановилась так близко, что коснулась рукой его пиджака. Он бросил взгляд на меня и тут же перевел его обратно на пожилую женщину, с которой разговаривал, словно я была частью декора.
– Знаете, – сказала дама, и румянец залил ее щеки, – моя дочь очень хорошо о вас отзывалась, и я рада, что вы смогли прийти. Такой человек, как вы, наверняка очень занятой. Преступность в этом городе растет с каждым годом.
– Я исключительно рад быть здесь, мэм.
Я не смогла сдержать тихого смешка.
Уголки губ Аллистера дернулись, но на меня он не посмотрел.
Слова, сказанные им год назад, прозвучали в моей голове его голосом. Немного грубым и всегда с таким оттенком, словно он знает что-то, чего не знает собеседник.
Дама бросила на меня взгляд и тут же потеряла интерес, продолжив разглядывать федерала, но через секунду, словно осознав, кого увидела, снова взглянула на меня.
И уставилась, не мигая.
– Простите, я могу вам чем-то помочь?
Я вытащила заранее выписанный чек из лифчика и протянула ей. Она брезгливо держала бумагу двумя пальцами за уголок, но только до того, как развернула и увидела сумму.
– Ох, – выдохнула она, – это невероятно щедро. Спасибо вам огромное. – Что-то написав на листке бумаги, она протянула мне планшетку. – Пожалуйста, заполните эту форму. – Когда я не отреагировала, она уточнила: – Данные спонсора и налоговая квитанция. – Она понизила голос. – Вы даже можете потом вычесть это из налогов.
– А, я не плачу налоги.
Она моргнула.
Аллистер перехватил планшетку.
– Она все заполнит.
– Хорошо… замечательно. – Дама отошла от нас.
– Скажи на милость, ты вообще думаешь, прежде чем что-то говорить? Или несешь все, что придет в голову?
– Ну, – сказала я, нахмурившись, – в этот раз и правда особо не подумала. Но откуда мне знать про налоги? Антонио сказал, что он их не платит.
– Все платят налоги. Это закон.
– А, тот самый, который ты защищаешь?
Аллистер сунул мне планшетку.
– Заполни форму и закрой рот, пока мне не пришлось арестовать тебя за уклонение от уплаты налогов.
– Звучит как пустая трата времени, учитывая, что тебе придется отпустить меня сразу, как мой муж об этом узнает.
Аллистер стиснул зубы.
– А он, получается, твой спаситель, да?
Я напряглась от мрачного тона в его голосе – звучало так, словно Аллистер знал обо мне больше, чем следовало.
– Он мой муж, – ответила я так, словно это все объясняло, хотя на самом деле это ровным счетом ни о чем не говорило.
Я взяла планшетку. Аллистер еще секунду держался за нее, глядя на меня, прежде чем наконец отпустить. Отвернувшись, он выглянул в зал, поднеся к губам стакан с прозрачной жидкостью. Наверняка вода, учитывая, насколько он был скучный.
– Ты выглядишь так, словно заблудилась по дороге на гранж-концерт.
– К счастью, нет, – сказала я, заполняя форму. – Была бы очень расстроена, если бы пропустила его.
– Что ты сделала с волосами?
– А что? – Я надулась. – Не нравится? Для тебя покрасила. Слышала, тебе нравятся блондинки.
– Думала обо мне, да? – протянул он.
– Каждый день, каждый час. Ты всегда со мной, как грибок или назойливая муха, вьющаяся вокруг головы.
Уголок его губ дернулся.
Положив планшетку, я оперлась бедром о стол, прислонила ручку к подбородку и окинула взглядом зал. – Кстати о блондинках, где же твоя?
Я проследила за взглядом федерала и нашла его спутницу, разговаривающую с другой девушкой посреди комнаты: стильное белое коктейльное платье, волосы убраны в высокий хвост. Идеальная осанка, сдержанная улыбка. Готова поспорить, она никогда в жизни не расслаблялась.
– Выглядит… интересной.
Уловив взглядом его обезоруживающую улыбку, я почувствовала что-то горячее и нерешительное, зарождающееся в животе. От этого чувства во рту немедленно стало гадко.
Я оттолкнулась от стола.
– Ну, что ж, сносного тебе вечера. Я бы пожелала приятного, но решила попробовать что-нибудь новенькое, например, не желать того, во что не верю.
– Уверена, что не хочешь пожертвовать свою обувь, прежде чем уйти?
Бросив взгляд на свои высокие сапоги, я щелкнула каблуками, как Элли. К сожалению, домой они меня не перенесли.
– Я бы не против, но, боюсь, мама твоей девушки выбросит их на помойку.
Подняв глаза, я заметила, как его взгляд прошелся от моих сапог до полоски кожи над ними. Расчетливый, оценивающий взгляд, который сложно было назвать похотливым. И все равно он меня обжег, как ледяной кубик, тающий на обнаженной коже под летним солнцем.
– Она не моя девушка, – сказал он, сделав большой глоток того, что точно было водой.
– Я бы сказала, что мне ее жаль, но… – Я сверкнула глазами, но верная своим словам не желать того, во что не верю, прошла мимо него.
Его следующие слова, пропитанные чем-то сладким и горьким, заставили меня замереть.
– Неприятности в раю?
Я стиснула ручку, которую все еще держала в руке.
Сглотнула и потерла большим пальцем пустое место на безымянном.
Мой брак был спектаклем, в который я продолжала играть – развод был неслыханным понятием для «Коза Ностра», – но я отказывалась позволять бриллианту на моем пальце, символу любви, сковывать меня, когда ни о какой любви не шло и речи. По крайней мере, ответной.
Я повернулась к Аллистеру, ожидая увидеть его триумф, но, когда наши взгляды встретились, мое сердце замерло и неестественно заныло.
В его глазах было что-то темное и искреннее, и только позже я поняла, что он намеренно разрешил мне это увидеть. Ритмичное кап, кап, кап стекающей крови. Звон металла и огня, в которых он был выкован.
Он утопал в крови по самую шею.
Мне хотелось знать, был ли он покрыт ею даже стоя передо мной, под черным костюмом и белой рубашкой, под своей личиной джентльмена.
– Чем тебе пришлось пожертвовать, чтобы стоять сегодня здесь? – эта мысль вырвалась у меня, словно слова столкнуло с губ неведомой силой. – Душой? – Я подошла ближе, остановившись в считаных сантиметрах, позволив его ауре слиться с моей кожей. Проведя кончиком ручки по его ладони, прошептала: – Сколько же крови на этих руках?
Он провел языком по зубам, отводя взгляд в сторону, прежде чем снова посмотреть на меня.
Бездонные. Синие. Мое сердце билось тяжело и глухо, потому что я знала, что если буду смотреть слишком долго, то окажусь заперта подо льдом.
– Когда-нибудь, – выдохнула я, наклонив голову, – это все тебе аукнется.
Он прищурился с отвращением, уронив взгляд на ручку, которую я прикусила. Мне потребовалась секунда, чтобы сопоставить факты.
«Микробы, скорее всего».
Я облизала кончик ручки, как леденец, положила ее в нагрудный карман его пиджака и похлопала по груди.
– Паршивого вечера, Аллистер.
Сделав шаг, я осознала, что в горле у меня пересохло от его взгляда, так что вернулась, выхватила из его руки стакан и залпом выпила содержимое.
И поперхнулась.
«Водка».
* * *Жжение в горле спустилось в грудь, пока я шла к выходу. Как только я толкнула дверь и меня окутал прохладный октябрьский воздух, я столкнулась со знакомой парой глаз.
– Куда-то собралась?
Я напряглась и попыталась обойти его, но муж поймал меня за руку и заставил остановиться.
– Отпусти меня, – процедила я сквозь зубы.
Антонио притянул меня к себе, обняв за талию, словно мы были самой обычной парой. Словно между нами не было разницы в двадцать пять лет, словно он ухаживал за мной, а не просто подписал контракт на меня, и, главное, словно он не изменил мне и не попытался извиниться за это коробкой вшивых конфет.
Я предприняла попытку вывернуться, но его хватка только усилилась.
– Только попробуй устроить сцену, Джианна… – предупредил он.
Антонио был так похож на своего сына, только завернутый в боль и преподносящий себя как праведного человека, хотя крестик на его шее прожигал в нем дыру. После двух лет брака я не была уверена, что он вообще был способен испытывать сочувствие, и знала, как именно он получил звание одного из самых опасных людей США.
Почему же его так обожали? Ну, когда Антонио был к вам добр, он был подобен солнцу. Все хотели его внимания, потому что если он уделял его вам, то оно было абсолютным, словно вы были единственным значимым человеком на свете. Несмотря на разбитое сердце, на все стены, что я выстроила вокруг себя, и на те, что держала до сих пор, я не могла ему противостоять.
И теперь мне нужно было понять, как отказаться от этого солнца.
– Мне не нравится, когда ты заставляешь меня ждать.
– Мне не нравится, когда ты трахаешь моих подруг.
– Следи за языком, – отчитал он меня, возвращая нас в отель.
Иногда мне казалось, что в моей глотке застрял крик – крик, который я держала в себе двадцать два года. У него – нет, у нее – был голос, тело, яркие рыжие волосы и стальное сердце. Мне было страшно, что она вырвется наружу, что ее эхо сожжет мир дотла и оставит меня стоять в одиночестве среди дыма и пепла. Я затолкала это чувство глубоко, так глубоко внутрь, что моя кожа покрылась тонким слоем пота.
Мы прошли мимо дверей в зал, и, заглянув внутрь, я столкнулась глазами с Аллистером.
Наш обмен взглядами был порывом жара, жгучестью алкоголя и мерцанием непроглядной тьмы, когда он заметил хватку Антонио на моей руке. А потом все исчезло и сменилось золотыми обоями коридора по пути к террасе.
Мы вышли наружу, и я резко втянула в себя воздух. Ночь была холодной и темной, но вместо того, чтобы потереть руки и попытаться согреться, я разрешила холоду впиться в кожу. Может быть, я была мазохисткой, а может быть, только боль заставляла меня чувствовать себя живой.
На террасе никого не было, кроме пары гостей, вышедших покурить.
– Оставьте нас наедине, хорошо?
Это не было вопросом, как бы мой муж его ни преподнес.
Мужчины обменялись нерешительными взглядами, но через пару секунд затушили сигареты и вернулись в зал через двойные двери. Свет разлился по полу террасы, прежде чем двери закрылись и нас снова обступила темнота.
В настоящее ворвалось далекое воспоминание.
– Как ты можешь любить такого ужасного человека? – спросила бывшая лучшая подруга Сидни, пока мы сидели на диване в кабинете моего мужа и слушали, как он разговаривает по телефону.
Мне потребовалась всего секунда, чтобы ответить.
«Он меня слушает».
Что ж, видимо, ее он тоже слушал.
– Потрудишься объяснить, что это такое?
Я повернулась к Антонио и увидела в его руке маленькую круглую коробочку. Сердце забилось где-то в горле. Вот сейчас обрушится еще одна из тех стен, что я возвела.
– Что это такое, Джианна? – рыкнул он.
– Противозачаточное.
– Зачем оно тебе?
– Чтобы не залететь.
Глаза Антонио вспыхнули от ярости, как два огня в темноте. Мы были прилежными католиками, а церковь не одобряла противозачаточные. Но я знала, что сильнее его волновало другое: он хотел еще одного ребенка. Сына, что будет править его империей.
– Как давно?
Я посмотрела ему в глаза.
– С того дня, как мы поженились.
«С той ночи, когда ты растоптал мое сердце».
Удар по моему лицу последовал незамедлительно. От него моя голова дернулась, а из легких вышел весь воздух. Рот наполнился металлическим вкусом крови.
– Вот на что ты заставляешь меня идти, Джианна, – прорычал он. – Думаешь, мне нравится тебя бить?
Ветер унес мой горький смех.
Самым печальным было то, что иную жизнь я видела только на экране телевизора.
Он выкинул таблетки за ограждение.
– Ты больше никогда не будешь их принимать, поняла меня?
Я помотала головой.
– Больше. Никогда. Или клянусь, я лишу тебя всего. Никаких денег и никаких тайных поездок в Чикаго. И да, я знаю, что ты там была.
Мое сердце превратилось в лед и раскололось на части.
– Ты прекрасно знаешь, что твой папá запретил тебе видеться с матерью. – Его голос смягчился. – Я ему ничего не сказал, потому что знаю, как много это для тебя значит.
«Она больна».
Я не могла сказать этого вслух, потому что знала: мой голос дрогнет.
– Мне нужно ее видеть.
– Я знаю. – Он шагнул ближе, и до меня донесся терпкий запах его одеколона. – Я все о тебе знаю, Джианна. Куда ходишь, что делаешь, с кем разговариваешь. – Он запустил руку в мои волосы, и я поборола желание отшатнуться, зная, что тогда он дернет за пряди. – Ты моя. А я приглядываю за тем, что мне принадлежит.
– Если бы тебе было не плевать на меня, Антонио, ты бы убрал от меня свои грязные лапы и дал мне с тобой развестись.
– Ты что, думаешь, я бы взял в жены абы кого? Я хотел тебя, – он прижал губы к моему уху, – так что взял тебя, и, черт возьми, оставлю себе. – Я попыталась отстраниться, но он не ослабил хватку. – Я даю тебе полную свободу действий, Джианна, но если будешь нарываться, то мгновенно окажешься под замком. Поняла меня?
– Если ты думаешь, что после всего этого я буду с тобой спать, то тебе нужно проверить голову.
– Ты остынешь. – Он провел пальцем по моей щеке. – А потом поймешь, что тоже хочешь детей, cara. – Грубо схватил меня за подбородок. – И не думай, будто я не заметил, что ты без кольца. Наденешь его обратно, когда вернешься домой, иначе завтра утром оно будет приклеено к твоему пальцу.
Свет зала осветил его серый костюм, когда он скрылся в дверях.
Мои руки задрожали.
Двери закрылись, и его слова обрушились на меня, грозя проглотить целиком.
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
«Никаких тайных поездок в Чикаго».
Дрожь поднялась по моим рукам, забралась в вены и сосуды. Меня трясло изнутри. Легкие сдавило, и с каждым вдохом они становились все меньше.
Перед глазами замелькали черные пятна.
Я схватилась за перила террасы, и камень обжег мои пальцы, словно лед.
«Вдох. Выдох. Вдох. Выдох».
Террасу озарило светом, и я поняла, что кто-то вышел на улицу.
Я зажмурилась, чувствуя, как слезы капают из-под ресниц. «Джианна, Джианна, Джианна». Я напряглась и ждала. Ждала, пока мир поймет, насколько я сломана внутри. Вскроет меня и увидит все то, что мой папá знал с самого начала. Другая часть меня – тихая, но сильная – хотела кричать, орать, чтобы я пустила ее за руль, с ее стальным сердцем и рыжими волосами.
– Знаешь, какое мое любимое?
Я стиснула руки на перилах.
«Вдох. Выдох».
– Андромеда. – Аллистер подошел ближе. – Осеннее созвездие в сорока четырех световых годах от нас. – Его шаги были плавными, а голос безэмоциональным, словно он находил мою паническую атаку неимоверно скучной.
Его поведение вызвало во мне раздражение, но оно внезапно исчезло, так как легкие сжались и отказались расправляться. Я не смогла сдержать сдавленный вздох.
– Посмотри наверх.
Это было приказ, резкий и беспрекословный.
Во мне не было сил сопротивляться, так что я подчинилась и подняла голову. Перед глазами все расплывалось из-за слез. Звезды сливались и сверкали, как бриллианты. Я была рада, что они ими не были. Иначе люди бы нашли способ сорвать их с неба.
– Андромеда – это тусклая, расплывчатая звезда справа. Найди ее.
Я поискала глазами. Звезды редко были ясно видны нам, они часто прятались за слоем смога и сиянием городских огней, но иногда, в удачную ночь, как сейчас, загрязнение рассеивалось, являя их красоту. Я нашла нужную звезду и сосредоточилась на ней.
– Знаешь ее историю? – спросил Аллистер, стоя за моей спиной.
Моих щек коснулся холодный ветер, и я медленно вдохнула.
– Ответь мне.
– Нет, – выдавила я.
– Андромеда считалась самой красивой из богинь. – Аллистер подошел ближе, так близко, что его пиджак касался моей обнаженной руки. Руки он держал в карманах, устремив взгляд на небо. – За свою красоту она была принесена в жертву: ее привязали к скале у моря.
Я представила ее, рыжую богиню с железным сердцем, прикованную к скале. Откуда-то из глубины меня вырвался вопрос:
– Она выжила?
Аллистер посмотрел на меня. Проследил за дорожками слез до крови на моей губе. Его глаза потемнели, челюсть напряглась, и он отвернулся.
– Да.
Я снова нашла звезду глазами.
«Андромеда».
– Спроси меня, что значит ее имя.
Это был еще один приказ, и мне захотелось отказаться. Сказать ему, чтобы прекратил мне указывать. Вот только я хотела знать – внезапно мне стало это необходимо. Но он уже уходил, направляясь к дверям.
– Подожди, – выдохнула я, разворачиваясь к нему. – Что значит ее имя?
Он открыл дверь, и на террасу пролилось немного света. Черный костюм. Широкие плечи. Прямые линии. Он повернул голову ровно настолько, чтобы поймать мой взгляд. Синие.
– Оно значит «правительница мужчин».
Ледяной порыв ветра чуть было не проглотил его слова быстрее, чем они долетели до меня, и хлестнул меня волосами по щекам.
А потом он ушел.
Я схватилась за перила и посмотрела на небо.
Дыхание восстановилось.
Дрожь в венах сменилась электрическим гудением проводов.
А потом я сделала это – ради всех, кто не мог.
За каждый синяк.
Каждый шрам.
Каждый удар по моему лицу.
Но главное, я сделала это, потому что мне так захотелось.
Я закричала.
* * *Дни сменялись ночами.
Следующие несколько месяцев пролетели незаметно, пропав в водовороте вечеринок, отпусков, скачек и походов в спа по выходным. Наркотики и выпивку было так же просто достать, как серебряное блюдо со свежими фруктами и круассанами, которое каждое утро стояло посреди обеденного стола на двенадцать человек.
Я была молода.
Избалована.
И полна апатии.
Я впитывала в себя все, что заставляло сердце биться. Заставляло забывать. Чувствовать себя живой.
Иногда это был белый порошок из Колумбии.
А иногда… синий.
– Вот это роскошная жизнь.
Этот протяжный голос влился в мою кровь и согрел меня изнутри.
Я лежала на кресле у бассейна в сверкающем золотом платьице, убрав волосы в небрежный пучок и позволив одной из лямок соскользнуть с плеча. Стоял неприлично жаркий март, и я этим пользовалась.
Я укусила клубничку и поймала взгляд Аллистера.
– Завидуешь?
– Мне, скорее, все равно.
Сияние воды в бассейне окрашивало его в оттенки серебряного, синего и темного. Темно-синий костюм и галстук. Отполированные часы «Ролекс» и запонки на манжетах. Он стоял перед дверями террасы моего дома, держа в руке стакан и окидывая меня теплым взглядом: от моих волос, тарелки с клубникой и стакана с текилой на столике рядом до моих красных вельветовых туфель.
– Только не говори мне, что истории моего мужа тебе наскучили. – Антонио был хорошим рассказчиком и умел захватывать своих слушателей, но я не могла заставлять себя слушать одну и ту же историю сто раз подряд.
– Похоже, тебя они тоже не слишком заинтересовали. Хотя, возможно, ты просто знала, что дальше он пустится рассказывать о том, как впервые отымел свою девственницу – жену, когда ей было двадцать один.
Я вздрогнула. Похоже, Антонио злился сильнее, чем я думала.
Я понадеялась, что он хотя бы рассказал это интереснее, чем оно было на самом деле. В моем первом разе не было никакой романтики. Все было холодно и методично и оставило в моей груди дыру, которую я с тех пор пыталась заполнить, добиваясь любви мужа. Как же смешно.
– А разве в твои обязанности не входит изображать крайнюю заинтересованность во всем, что он скажет?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на усмешку, но он не ответил. Только вышел на террасу, все так же напряженный. Создавалось впечатление, что он оценил свои перспективы и выбрал потерпеть мое присутствие, лишь бы не идти обратно внутрь.
– Что, слишком чувствительный для его пошлостей? – спросила я.
– Да не особо.
Его глаза остановились на мне, до краев полные холодной яростью, которая сменилась чем-то более теплым, стоило им коснуться моей шеи и обнаженного плеча.
Я стряхнула с себя дрожь.
– Отомстите за мою честь, офицер?
– Не уверен, что в этом есть смысл, ведь от нее немного осталось.
Я надулась.
– Ну вот, а мне только начало казаться, что тебе не плевать.
– И не надейся, милая.
– Клубнику?
Он посмотрел на мою руку так, словно я его оскорбила, так что я вздохнула, откусила ягоду и слизнула сок с губ. Он проследил глазами за моим движением, и его взгляд был тяжелее и теплее, чем прикосновение моего языка.
– Почему тебе так не нравится мой муж?
– Да… почему?
Я похолодела от звука голоса Антонио.
Аллистера, кажется, совершенно не волновало, что мой муж меня услышал. Он даже не развернулся, чтобы уделить своему нанимателю внимание, да и вопрос ответом не удостоил. Антонио было плевать, когда я разговаривала с другими мужчинами, но я не знала, как он отреагирует на то, что я остаюсь наедине с одним из его людей.
– О чем вы разговариваете?
– О мифологии, – сказала я скучающим тоном. – Греческой.
– Ах. Моя любимая.
Аллистер отпил из стакана, глядя на бассейн. Он выглядел настолько безразличным, как и сказал, но сквозь его незаинтересованность просвечивало что-то еще. Он был слишком безразличен. Тень чего-то темного проплывала под толстым слоем льда.
– Надо было догадаться, что ты будешь прохлаждаться у бассейна.
– Ну, что я могу сказать, человек не может слушать одну и ту же историю больше пяти раз. Хотя, я слышала, сегодня ты разнообразил программу.
Антонио хмыкнул. Он подошел к моему креслу и провел рукой по моему загривку.
– Не хмурься, cara. Я клянусь, это была изящная история. – Его взгляд переместился на Аллистера, превратившись из веселого в стальной. – Я же не рассказал им о том, как ты перепачкала в крови весь мой член.
Я поморщилась.
Напряжение было таким удушающим, что дышать стало тяжело. Оно повисло в воздухе, как влажность поздним летом, наполняя мои легкие и щекоча кожу.
Я опрокинула в себя остатки текилы, прикусив стакан. Алкоголь выжег остатки унижения. Мой муж злился на меня по множеству причин, но то, что происходило сейчас – чем бы оно ни было, – меня не касалось. Двое мужчин даже не смотрели друг на друга, но не заметить тщательно сдерживаемый яд в пространстве между ними было невозможно.
– Друзья скучают по тебе. – Хватка Антонио на моей шее усилилась ровно настолько, чтобы я поняла предупреждение. – Не задерживайся.
Он исчез в доме.
Враждебность осталась витать в воздухе, отказываясь исчезать. Я перевела взгляд на Аллистера. Он был безразличным, но с очень пугающим оттенком.
У меня вырвался тихий, неловкий смешок.
– Похоже, мой муж тебя тоже не очень любит. – Я сглотнула. – Не боишься, что он найдет другого продажного федерала себе в партнеры?
Судя по его глазам, он ничего не боялся.
Я еще никогда не видела, чтобы кто-то был так спокоен перед моим мужем, особенно кто-то из его подчиненных. Судя по всему, Аллистер не купился на образ Антонио, в отличие от остальных. Это было… чем-то новым и первым, что мне по-настоящему понравилось в этом человеке.
Напряжение в воздухе было таким густым, что у меня бы начала кружиться голова, если бы я его не разрядила.
– Без пары сегодня?
– Да.
