ТЫ ЕСТЬ
На Ренату обратил внимание один из новых знакомых из девчачьей группы: кучерявый шатен с небесного цвета глазами, что явно скрывал под бирюзовой футболкой пресс; он будто вырвался из бульварных романов, привлекая внимание одиноких домохозяек и оставаясь в их влажных мечтах.
Шатен танцевал хиленько, стесняясь, не так, как его друзья, а больше времени нагло глазел на Ренату, что старательно отводила взгляд, лишь бы не влипнуть в историю с плохим концом.
Двигаясь не завлекающе, как делали её подруги, у Ренаты с нарастающей неловкостью в очередной раз проскользнула мысль вернуться домой к отцу и посмотреть фильм, но музыку перебил диджей, поэтому в перерыве девочки предложили парням присоединиться к их столику.
Парни, естественно, были не против. Поэтому, вставляя два стола в один, они разбились по парам, кто кому был более приятен в компании, и голубоглазый шатен уселся рядом с Ренатой.
Он не налегал на неё, не старался пододвинуться к ней ближе, ведь быть рядом для него казалось маленькой победой. Размешивая в бокале лёд трубочкой, Рената слушала кокетливый смех девчонок от самых отвратительных шуток парней, которые щёлкали проходящему мимо официанту.
– Привет, – вдруг сказал шатен.
– Привет, – с безразличием ответила Рената.
– Олежа, что ты будешь, говори быстрее, – позвал его один из его друзей.
– Да, мне два негроти, будьте добры, – отозвался шатен, сразу же продолжая диалог с Ренатой. – Собственно, я уже представился. Как зовут тебя?
– Рената, – безучастно ответила девушка, хоть её и порадовала вежливость Олега, который протянул руку в честь знакомства.
– Что ж, тогда приятно познакомиться, Рената.
Еле натягивая улыбку, Рената пожала крупную руку и продолжила потягивать свой коктейль.
– Мне нравятся твои волосы.
– Интересно, – фальшиво усмехнулась Рената, всё же повернувшись к Олегу лицом, – что тебе в них нравится?
– У нас они практически похожи.
– Ты хочешь сказать, тебе нравятся твои волосы?
– Не без этого.
Олег пытался отшутиться, но сам понял всю комичность и глупость своего положения, даже покраснев от этого. Наверно, это и подкупило Ренату, заметив, как он краснеет, словно её отец, поэтому снизошла к Олегу и стала говорить менее колюче.
– Я отошла всего на пару минут, а вы уже успели охмурить моих подруг?
– Хорошая рифма, кстати говоря, – снова неловко отшутился Олег, продолжая концерт неловкости, – но это не было моей идеей. В целом, мы праздновали день рождения Серёжи.
Олег кратко указал на парня, который отдёрнул его от диалога с Ренатой, когда нужно было заказать напитков.
– И я думал, что мы посидим здесь и вернёмся домой, но, как ты могла заметить, всё пошло не по плану.
– Знакомая ситуация, если честно.
Поэтому мне самому некомфортно, и я думал вернуться домой и дождаться, когда все вернутся, но встретил тебя.
Олег кинул многозначительный взгляд на Ренату, чем смутил уже её.
– Извини.
– Один-один, – посмеялась Рената тому, что оба сидят красные, словно раки. – Ничего. Довольно лестно. Продолжай в том же духе.
– Считаешь, что я справляюсь?
– Потренироваться и найдёшь себе девушку.
– Благодарю, буду стараться изо всех сил.
Официант принёс новым друзьям девушек их напитки, все они собрались в поднятом состоянии в центре стола, звеня друг об друга. Садясь, Олег поднёс стакан Ренате, и они чокнулись только между собой.
– За приятное знакомство, – подмигнул Олег.
– Взаимно, – кивнула ему в ответ Рената.
Олег сделал пару глотков и отставил стакан, уделяя всё внимание Ренате, чуть нагибаясь к ней корпусом.
– Чем ты занимаешься?
– Хочешь превратить весёлую посиделку в свидание?
– Интересуюсь, – на долю секунды смутился Олег. – Интересно, чем занимается такая эффектная девушка. Наверняка чем-то творческим?
– Любая профессия может быть творческой, – заиграла глазками Рената.
– Да брось! Тут ты преувеличиваешь. Офисный планктон разве как-то изрисовывает квартальные отчёты?
– В твоём понимании творчество – только каракули на листе? Очень скудное восприятие, Олег.
– Скудное понимание – это называть живопись каракулями.
– Не всё творчество – живопись и искусство.
– Значит, ты завидуешь успеху других? – Олег провоцировал Ренату на эмоции, но она никак не поддавалась.
– Было бы чему.
– Значит точно завидуешь.
Они посмеялись друг другу, даже не думая обижаться.
– Пошли, Олежа, – потянул парня его друг, – успеешь ещё пообщаться.
Их вечеринка продолжалась, они вернулись в маленький зал. Утопали в танце, распределившись по группам. Если остальных довольно раскрепостило количество выпитого, то Олег с Ренатой оставался джентльменом, держа между их телами дистанцию, но проявлял очевидную симпатию к девушке, чему та не противилась, но и не подавала каких-либо обнадёживающих знаков.
Вдруг послышался крик из большого зала, лязг и разбитые стаканы. Диджей приглушил музыку, и тогда стало слышно какую-то заварушку: бранные слова, произнесённые басистым голосом, визг девушек и разборки с кулаками.
Все засуетились, как и компания Ренаты, взглянула на происходящее, и стало понятно: обиженные мужчины, которых не пустили в клуб, взяли с собой подкрепление и устраивали свои порядки в заведении.
Многие побежали к выходу, как и Олег, который подхватил за руку Ренату. Девушка обернулась, чтобы убедиться, что с подругами всё в порядке, но не успела ничего разглядеть, как по стенам ударился оглушающий выстрел, после чего паника поднялась ещё больше.
Олег тянул за собой Ренату к выходу, и они благополучно выбрались на свежий воздух в утонувший в ночи город, отходя подальше от здания ради безопасности. Сердце колотилось с бешеной скоростью, Рената старалась отдышаться и не заплакать, когда осознавала всю ситуацию, и вдруг она вспомнила:
– Чёрт, где мои подруги?
Дрожащими руками она вытащила телефон из сумочки и набирала каждой. Так же сделал и Олег, звоня своим друзьям, ведь, скорее всего, их группы вместе.
– Олеся! Олеся, вы где?
Бубнёж телефона утихомирил волнения Ренаты, и она спокойно выдохнула, идя в направлении, которое ей обозначила Олеся, за ней пошёл и Олег, что получил ту же ориентировку от своего друга. В итоге вся группа собралась вместе: один из парней пытался успокоить Аниту, Ника подбадривала поникшую Олесю, а Рената пыталась осознать произошедшее.
– Все целы? – уточнил Олег.
– Не, ты прав был, – вдруг начал говорить Сергей, – надо было дома остаться. Поедем домой, а? Все вместе.
Девушки согласились, ведь заканчивать вечер на такой ноте никому не хотелось. Олег повернулся к Ренате, дотрагиваясь до её ледяного плеча.
– Ты как?
Рената ощупала своё тело, чтобы точно знать, что в неё не рикошетило пулю.
– В полном порядке.
– Я имею ввиду…
Он уточнил взглядом, хочет ли она поехать к ним домой или же ей заказать такси. Рената поводила взглядом, выбирая нужный ответ.
– Кто-то же должен следить за этими, – указала она сумочкой на своих подруг.
Олег был рад, что Рената согласилась, подавляя в себе бурлящие эмоции, чтобы они не вскружили ему голову. Так они заказали два такси, отойдя от эпицентра разборок, и уехали от клуба, решив, что точно больше не вернутся туда.
***
Шло время. Прошло три или четыре года, может, и больше – Рената сбилась со счёта, ей было явно не до этого. За окном кружили спадающие парики деревьев, а тёплые лучи прикрылись шторкой облаков с мерзопакостным дождём и шквалистым ветром.
В это время комната Ренаты гасла порядком больше – казалось, что сейчас не вторая половина дня, а будто солнце уже прячется за горизонт. В полумраке по углам виднелись крупные картонные коробки, запечатанные скотчем, а все полки и шкаф были опустошены. Опустошён ровно также был и взгляд Ренаты.
За короткий, казалось бы, срок она постарела раза в два: морщины углубились, яркие и бойкие глаза спрятались внутри, густые некогда волосы упали тряпками, а чёлка скрылась за остальными прядями волос.
Кожа была побледневшей, нездоровой, а руки напоминали скелет. Если незнающему человеку показать её фотки с того временного периода и сегодняшнего, то он посчитает, будто это два разных человека. Рената сидела, пытаясь вырвать заусенец, смотря в одну точку, не отзываясь отцу, поэтому ему пришлось зайти в её комнату.
– Рената?
Только тогда она вырвала взгляд, отводя его к отцу, после чего мило улыбнулась, но не так ярко, как это было всегда.
– Да, пап.
– Ты не опоздаешь?
– Что? Ах, да. Да, сейчас выйдем.
– Тогда я жду тебя на улице.
Виктору было больно смотреть на дочь, которую считал всегда опорой, если надумает сдаться, но не знал, как помочь ей. Искренне не знал, что ему нужно сказать, чтобы его родная душа не потухла, иначе потухнуть придётся и ему.
Поэтому, надумывая наставления, надумывая о том, что поедет за ней, он вышел завести автомобиль на улицу. Рената встала с места, расправила след на диване за собой, захватила с собой рюкзак с самым необходимым – всё остальное отец обещал отправить в течение недели, – и пошла к выходу, но обернулась.
Обернулась в последний раз, чтобы насладиться видом музея своей молодости, почувствовать его сладковатый запах. Рената точно не знала, чего теперь хочет, но знала, что не может оставаться в этом городе, даже если изолируется в своей комнате. Помахав мишкам и плакатам, она закрыла за собой дверь.
ГЛАВА II. НЕ ТА ОСТАНОВКА
Крупные капли вдребезги разбивались о лобовое стекло автомобиля, их размазанные тела спихивали щётки, заметая следы. Проливной дождь не прекращался порядком дней, выбоины асфальта выплёвывали наружу скопившуюся воду. Лужи напоминали суп: бульон в виде коричневой жижи с оранжевыми и красными ингредиентами, что кружились в водовороте.
Та жизнерадостная, практически поэтичная, описанная в строках Пастернака, атмосфера их города поникла, будто всего пару дней назад здесь не ютилось солнышко, подслушивая сплетни пожилых женщин, собравшихся в круг на скамейках.
Переходные этапы были так ненавидимы Ренатой: она всей душой проклинала, когда зима сдавала позиции, а лето не успевало набрать обороты, и приходилось терпеть коварные корки льда, на которых стёртая подошва не могла укрепиться, или в момент с сентября по октябрь, когда снег не может улечься, а мерзопакостная погода навевает грусть, Рената предпочитала сидеть дома, прячась от любой непогоды.
А сейчас, когда она перебита, истощена, но она не может просто игнорировать явления за окном, ей было больше гадко. Больше гадко, что испорчена её коморка, хоть и вовсе ни при чём в сложившейся ситуации.
Гадко, что до конца не может открыться отцу и передать свои чувства, а он от молчания и в вечных монологах, будто бы с куклой, извивается ужом, не понимая, что происходит в голове его принцессы.
Заведённый мотор разбавлял тишину, что нависла у отца и дочери в салоне. Эта тишина была не та, привычная им, когда они могли чуть ли не телепатически услышать друг друга, – тишина была многотонная, подпирающая челюсть гирей. Тишина была тесками на глотке, что сжимались с каждой секундой, перекрывая кислород.
И ведь было что обсудить, но никто не смел даже начинать: Рената считала, что напросится на жалость; Виктор не мог поднять тему, считая, что она всё ещё пульсирует гноем в сердце Ренаты.
Просидев в салоне, во дворе, смотря в одну точку, семья не смела перебить траур друг друга, но Виктор осмелился начать разговор, хоть и достаточно обыденный:
– Поставишь музыку?
Рената оторвалась из копошения в больной голове, робко улыбнулась и вытащила из бардачка провод, вставляя его в магнитолу.
– Можешь включить свою, если хочешь.
Виктор тронулся с места, пока Рената разбиралась с несложным алгоритмом действий, и барабанная дробь дождя сменилась мелодией. В песне пелось на иностранном языке о том, как лирический герой был готов быть всем, любым предметом, которым пользовалась его возлюбленная, чтобы всегда быть рядом, всегда быть её.
Рената понимала смысл слов, но не могла перетянуть на себя их значение, по-чёрному завидуя девушке, о которой поётся.
Реальность оказалась намного жёстче. Она понимала это, готовилась к любому удару, но чем больше готовишься, тем больше шанс, что удар придётся на спину и неожиданно.
И как бы она ни хотела забыть и забыться, как бы ни мечтала начать жизнь с белого листа в другом городе, всё равно прокручивала в голове пройденные тропы, буксуя на них, вкапываясь всё глубже в глиняную массу. Последней надеждой был неизвестный город, в котором Рената не была даже мимолётом.
Город, где никто не знает её историю, никто не сможет относиться к ней предвзято или жалеть, не будет очевидцами рождения нового человека, а увидит кого-то неизвестного, наверняка со своей историей, о которой необязательно знать.
Отец не противился решению дочери, хоть просто замалчивал, как замалчивал и своё горе. Как замалчивал то, что боится за единственного родного человека, но не знает, как ему помочь, кроме как дать время на то, чтобы понять, чего Рената сама хочет.
Проскальзывали знаки, светофоры, фасады. Проскальзывали люди, спрятанные под зонтами. Проскальзывал родной город, что знаком и предсказуем в какой-то степени, где ты знаешь своё расписание заранее. Но это расписание уже даётся с трудом. Даётся с трудом любое действие, которое ты мог делать с улыбкой. Пару месяцев Рената и не помнила про расписание жизни в целом, ведь всего-навсего подняться в туалет чувствовалось невыполнимой задачей, уж не стоит говорить про душ или приём пищи.
В этом ей помогал Виктор, что самолично консультировался с психологом, ведь Рената отказывалась от помощи специалиста. Отказывалась мычанием. Лежала в кровати без плача и разговоров, спустившись в самую глубь себя, становясь частью интерьера. Лежала, закрытая в себе, с самыми элементарными способами коммуникаций.
Отец всегда сидел рядом с ней, делегируя свои обязанности по бизнесу, следя за дочерью, чтобы она, решив что-то в своей голове, не сделала шаг в бездну. Сидел и пробовал многое: рассуждал, вспоминал моменты воспитания дочери и даже сам однажды всплакнул.
Эти разговоры немного растормошили Ренату, после чего он оставлял её с самой собой, чтобы, как советовал психолог, у неё произошёл личностный рост. Позже Рената сама встала на приготовленный отцом ужин, а не клевала его с тарелки, оставленный у изголовья в комнате. Тогда и возникла идея переезда.
– Знаешь, – неспособный посмотреть на дочь Виктор сосредоточился на дороге, – я мало чем могу помочь. У нас разная с тобой жизнь. Ведь я остался один с тобой, пообещал тебе горы свернуть, как только увидел твою улыбку.
– Знаю, пап.
– Я хотел сказать, что я принял для себя выбор и ни разу не пожалел. Я хочу, чтобы тоже не жалела о своём выборе.
Виктор затормозил на красном свете, впился в руль, пытаясь вытянуть из себя нужные формулировки, правильные аллегории, чтобы не навредить без этого раненной Ренате.
– Жизнь по-разному ставит тебя в тупик, и ты по-разному выбираешь приоритеты. Жизнь ведь – это поезд. Ты садишься в вагон с неизвестными тебе людьми, узнаешь их, проникаешься ими. И каждый выходит на нужной ему станции. А ты оставляешь их там, прощаешься и едешь дальше, до своей.
Наконец Виктор решился взглянуть на дочь, которая грустно улыбалась ему, вникая в слова, которые пытается донести тот.
– Некоторых больно оставлять. Некоторые остаются не по своей воле. Вышли на перекур, а поезд тронулся, и ты их больше никогда не встретишь. Но у тебя будет своя станция, поэтому не стоит выходить на ненужной.
– Спасибо, пап.
Грузное лицо Виктора, что не мог справиться с чувством собственной вины, где не смог защитить дочь от бед, наконец расцвело. Ему действительно полегчало, ведь полегчало Ренате, и он хотел обнять её, добивая поддержкой, но сзади посигналили – загорелся зелёный. Они оторвались друг от друга, но тишина между ними перестала быть натянутой, немного расслабившись. Там и дождь сошёл на нет, а солнце за долгим затишьем наконец поздоровалось с осенним городом, что терял свою краску, тускнел от приближения холодов.
Рекламы советовали продукты для поддержания здоровья, сообщали, что скоро на их концертных площадках будут выступать группы, справляя свой юбилей, а кофейни перемалывали зёрна для очередного капучино.
Слова и правда раскрасили Ренату, и она выглядела менее печальной. В конце концов, произошедшее – не конец света, как можно было подумать. Всегда есть щель, в которую можно протиснуться. Да и начинать новую жизнь после поддержки отца ей не особо и хотелось.
Казалось, что она уедет навсегда, но ей нужно просто отдохнуть и собраться с мыслями, ведь, как она читала в одной книжке, воин является воином до конца, пока держит в руках меч, а Рената ещё докажет, что может жонглировать ими.
Восстановиться на работе, прогуляться по любимым местам, которые дарили ей силы, сможет найти новых друзей. По большей части ей печально за своих подруг, что пытаются продлить молодость, неспособные остепениться.
В самом начале их дружбы Рената считала, будто они вчетвером – не разлей вода, но время показало, оскалило подруг против неё, и в итоге они разошлись по разным дорогам, не осуждаемые друг другом.
По крайней мере, Рената не осуждала их, хоть особо не понимала, как можно в своём стремлении охмурить «папиков» полностью забыть про свою честь. Как они в целом могли забыть про свои взгляды, в которых читалось осуждение накаченных гиалуроном девочек в сопровождении, а потом самим сесть на их места.
Возможно, они намного счастливее Ренаты. «Слава богу, они не видели меня в таком состоянии», – подумала Рената, ведь разошлись они задолго до инцидента. После их слов о том, как разочарованы в своей некогда подруге, ей казалось: узнай они про Ренату сейчас – если бы не сожрали её с потрохами, то брызгали бы ядом, показывая свою натуру.
Виктор говорил ей, что друзей нужно искать уже в зрелом возрасте, когда вам ничего не нужно доказывать и не всегда удаётся поддерживать связь с тем, кто пинал с тобой мячик во дворе.
Время идёт, взгляды и мнения меняются. В один момент ты понимаешь, что тот, кого ты помнишь, и тот, кто сейчас стоит перед тобой, – это не один и тот же человек.
***
Они с отцом доехали до Казанского вокзала, где сотни пассажиров стремились на свой поезд, дребезжа колёсиками по плитке, мчась внутрь здания. Таксисты старого формата, что с отвращением относятся к платформам крупных корпораций, что мешают им «бомбить», стояли и завлекали к себе, чтобы «отвезти, куда надо и как надо», выставляя потом конский ценник. Сидели бабушки, продающие цветы, обсуждая между собой бездомных, что шатались по периметру, вопрошая мелочь у зевак и честно клялись, что это им на пропитание.
Мимо таких Рената никогда не проходила мимо, но не из жалости останавливалась, а предлагая настоящую работу: например, прийти и подмести двор вместе с ней, получив за это пять тысяч. Пыталась собрать как можно больше таких бедолаг, что общество отделило в касты неприкасаемых, но каждый раз, собирая по улице десяток таких душ, приходило всего двое, но честно отрабатывая свою долю, получая даже больше.
Отец поощрял такие стремления, видя результат, даже звал перекусить домой трудяг, где вроде бы взрослые мужчины сжимались в гостях до испуганных мальчишек.
Многие юлили и завирались в своей биографии, но некоторые честно отвечали на вопросы, как их занесло на улицу, и истории там были плачевные: от стервы-жены, что обманом переписывала на себя всё жильё, забирая оставленную бабушкой квартиру, до потери памяти из-за драки, где мужчина пытался заступиться за девушку, в итоге оказавшись за бортом поезда где-то в районе нашего города без документов и одежды, а теперь, зная, что жил в населённом пункте, в котором первая буква – Р, ездил по всей географии, нигде не находя ни друзей, ни родственников.
Объездил по такому принципу Рязань, Ростов и Ржев, всё возвращаясь назад, но не сдаваясь, накапливая на билет и ночлежку, ведь заросшего и пахнущего мужчину ну пустят в поезд. После этого душещипательного рассказа Виктор отвёз его в специализирующуюся на таких случаях организацию, и, по словам сотрудников, мужчина нашёл свою семью.
Спустя время Виктор нашёл место, откуда выехал седан, и они наконец могли припарковаться. Рената выключила музыку, готовая выйти, подхватила с ног рюкзак, но взглянула на небо, по которому, минуя холодные края, летел клин из птиц. Заглядевшись, она не заметила даже, что отец успел выйти быстрее неё и смотрел через окно водительского места, не смея её беспокоить.
Видела в перелётных птицах себя, но было непонятно, вдохновляет её такая аллегория или нет. Сомневаться, стоит ли вообще ей уезжать, не приходилось, когда она прошла больше половины пути и осталось только сесть в вагон-купе и попрощаться через окошко. Конечно, всегда можно свернуть, и вряд ли кто-то осудит Ренату, но она не из тех людей, что повернёт, даже если идея довольна сомнительна, и будет стоять на своём до конца, чего бы ей это ни стоило.
Правда за ней, даже если в эту правду верит только она. Но обдумать Рената всё же имела право. Обдумать весь свой путь до этого момента, где она с сумкой, набитой необходимым на первое время, смотрит на аккуратный полёт строем, зная, что, как и птицы, вернётся, когда холода отступят. Она всегда может вернуться к привычному распорядку, к отцу, что будет любить её, даже если любовь будет безответной. Но пока Рената выходит из машины, захлопывает за собой дверь и устремляется к вокзалу, к десятку таких же пассажиров.
За ней идёт и Виктор, что пытается выхватить с плеч дочери рюкзак, чему та противится, но на этот раз отец не пытается играть на чувствах дочери, вызывая жалость, зная, что сейчас это неуместно, и успокаивает свой пыл заботы.
Его дочь заметно изменилась для него, и не сказать, что в худшую сторону: она действительно доказала, что может сама накопить себе на квартиру и всего за пару лет усердной работы закрыть ипотеку; сама может провести ремонт и разобраться со всеми тонкостями электропроводки и может без его связей добиться высот в профессии, которую выбрала себе ещё в седьмом классе, поэтому она точно не пропадёт, но всегда может надеяться на него.
– Ты ведь сможешь прийти к съёмщикам, если они позвонят? – спросила Рената с надеждой.
– Конечно. Если что, то пусть позвонят мне.
– Я уже оставила им твой номер телефона. Там замечательная пара с ребёнком.
– Не боишься за квартиру? Ребёнок ведь…
– У них ещё и два кота в придачу, – перебила Рената, – но нет, мы провели беседу, и в случае чего они берут ответственность на себя. Плюс это прописано в договоре.
– Мне бы такого арендодателя в молодости. Не планируешь завести себе домашнее животное, когда приедешь?
– Я читала, что это помогает.
Рената резко замолчала, а после прыснула смехом – нервным и практически беззвучным.
– Не хочу видеть в животном Макса.
И хоть Рената пыталась разбавить неудачную шутку смехом, Виктор не смог поддержать его, хоть и безучастно улыбнулся дочери.
Проходя небольшую очередь, Виктор потянул дверь, и они вошли внутрь здания, оказавшись у арочных металлодетекторов. Оставляя сумку на ленте и пройдя сквозь арку, оставив всё содержимое карманов на полке возле них, Рената всё равно запищала, рассеянно вспоминая, что забыла выложить. Мысленно ударив себя по лбу, она вытащила из-под кофты золотую цепочку с висевшим на нём обручальным кольцом и оставила у телефона и паспорта, пройдя повторную проверку, после чего всё было идеально. Она пыталась поддеть цепочку, но помог ей в этом Виктор.
– Ты всё ещё носишь его с собой? – заправляя за кофту цепь с кольцом спросил отец как бы невзначай.
– Да. Память, ритуал. Что-то подобное.
– Ни в коем случае не осуждаю тебя, но…
– Я сама разберусь.
Услышав такую дерзость, отец не обиделся, чётко понимая, что может перегнуть палку. В общем плане это не его дело, и, если это хоть каплю помогает, пусть носит обручальное кольцо на шее и хранит память о прошедшем ужасе, и в мечтаниях обустраивала жизнь, как всё могло быть. Они прошли сквозь людей к залу ожидания, где при долгих поисках нашли себе два свободных места рядом, сев в ожидании поезда, который прибудет через час. Если раньше Рената и могла опоздать, то жизнь ей показала, что иногда нужно быть расторопнее, иногда нужно приехать заранее, даже если это будет стоить томительного часа в ожидании, ведь оплошность может стоить чего-то большего, нежели потерянного времени.
Рената уткнулась в телефон, как и Виктор, но ничего хорошего её там не ждало: шутливые картинки разбавлялись новостями мрачного характера, а из контактов никто ей не писал, а даже если писал, висел в игнорировании подолгу. Многие из чатов всё же висели с однотипным началом, что-то вроде: «Да, привет, всё в порядке…» и так далее, но и рассылка однотипного скрипта Ренате тоже надоела.
