Хроники Севера

– Послушай, а кто эта девушка в твоем отряде? – вдруг перебила царевна брата.

– Ах, это Калори. Она… моя невеста.

Гесна шумно выдохнула от удивления. Ее брат, сущее дитя, – жених? Теперь Калори не казалась Гесне милой, и она придирчиво вспоминала черты незнакомки. Прямой нос, узкий подбородок, орлиные глаза, пытливо наблюдающие человеческие движения, – все это больше не привлекало царевну.

– Ты уедешь с ней? – спросила она, разрушив стеклянную стену затянувшегося молчания.

– Я люблю ее, – растерянно ответил Солнце и добавил обидчиво: – Я думал, ты порадуешься за меня.

Гесна отвела взгляд. В камине судорожно качался огонь, кидаясь от одной стены к другой. От него веяло жаром разыгравшихся поленьев, потрескавшихся черной коркой.

– Что важнее: семья или любовь? – вдруг спросила она, не отводя взгляда от шелкового пламени. Девушка помолчала еще немного, а затем подняла глаза на брата: – Семья. А потому поезжай… Север погубит тебя.

Солнце расцвел и кинулся обнимать сестру. Она улыбнулась в ответ, но глаза ее сделались печальными, блеснув в темноте неосвещенной огнем стороны.

Брат и сестра поговорили еще немного, но эти минуты не могли заполнить вечности прошедшей и предстоящей разлуки – тоскливого эха одинокой дороги.

А затем Север видел, как светлело небо и бледнели звезды, потухающие по мере того, как открывали глаза обитатели замка. Он всегда наблюдал этот бесконечный цикл – медленный восход солнца и его еще более медленный закат, как будто оно хотело наглядеться напоследок на этот мир, кинуть последний тревожный взгляд и упасть в бездну другой стороны вселенной.

Наутро шелест оживленных голосов наполнил комнаты дворца, летел по запутанным коридорам, ловил суетливых служанок с полотенцами в руках. Они чистили полы до блеска, готовили завтрак, раскрывали тяжелые занавески, скрывающие прозрачный свет наступившего дня, ухаживали за Морозом, слегшим с какой-то странной болезнью.

В этот день мужчина проснулся рано, весь в поту: его сны были слишком запутанны и зыбки, будто не сумевшие до конца порвать связь с реальным миром. Бывший царь лежал теперь беспрерывно в постели, не способный даже есть без посторонней помощи.

Легкий стук в дверь отвлек его от раздумий. Ослабшим голосом мужчина произнес: «Войдите!» и приподнялся на подушке. Появление в комнате его сына, Солнца, было для больного приятным сюрпризом.

– Когда ты приехал? – слабо улыбнулся он.

– Вчера, отец. Я скучал по тебе, – царевич кинулся к родителю и заключил его в объятия, стараясь не навредить страдающему.

– Я тоже мой сын, я тоже… Расскажи мне о своем путешествии.

– Юг – кладезь культуры, там по-настоящему красиво! Такие яркие цвета, что, кажется, сама природа не смогла бы придумать лучше. И жара, греющая душу. Она излечила меня, отец. Я теперь здоров, но… – Солнце замялся и потупил глаза.

– Что такое? – лицо Мороза было бледно, как будто в нем не осталось ни капли жизни.

– Я боюсь, что… Север вновь проникает в меня, забирая тепло Юга. Я встретил девушку. Она прекрасна! Я хочу жениться на ней. Благослови меня, отец.

– На женитьбу или на то, чтобы покинуть нас навсегда? – спросил Мороз, и внутри него все замерло. Как тяжело ему было слышать эти слова, полные наивного эгоизма оперившегося птенца! Неужели отец мог отпустить своего ребенка? Конечно, мог…

Солнце постоял немного в молчании, обдумывая ответ. Он знал, что его слова расстроят больного, но объясниться следовало сейчас.

– Наверное, мне нужно все сразу, – царевич неловко улыбнулся.

– Что ж, это твое решение… Я благословляю тебя, – ответил Мороз после короткой паузы.

– И ты не хочешь ее увидеть?

– Разве мое мнение что-то решит? Как отец я благословляю тебя. Но не как царь, ты знаешь. А ведь ты представитель династии, без согласия Бурана тебе не жениться.

Наверное, где-то в глубине души Мороз был рад, потому что знал, что Буран позволит своему брату заключить только династический брак.

– Тогда я отправлюсь к нему! – воскликнул Солнце с готовностью. – Пожелай мне удачи.

Больной слабо улыбнулся, его сын вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мороз остался один в светлых покоях с голубыми шторами на окнах и свежим тюлем, вздымавшимся от своего легкого дыхания.

Солнце быстро шагал по коридору, ведущему в кабинет Бурана, окрыленный надеждой. Он остановился у самых дверей. В детстве он всегда с интересом разглядывал резные двери замка, рассказывающие различные истории, которые всегда менялись. На этих было изображено заклание льва искривленным мечами и огонь вокруг, обезумевший в своей ярости. Царевич постучался и, услышав «Войдите!» переступил порог небольшой комнаты, заставленной книжными полками. На противоположной стене висела огромная старинная карта мира с обозначенными на ней сторонами света, где находились четыре великих государства: сверху – юг, справа – восток, снизу – север, и слева – запад. У правой стены перед большим окном стоял громоздкий письменный стол, за ним сидел Буран и писал что-то на пожелтевшем от солнечного света пергаменте. Мужчина поднял голову и выжидающе посмотрел на гостя.

– Великий царь Севера, мой брат, – начал Солнце, – ты знаешь, я долго путешествовал в чужих краях. Но чужим все же является для меня мой родной дом. Этот холод, эта одноцветная пустошь остужает мое сердце, умирающее без южного неба. В своих скитаниях я встретил девушку и полюбил ее, как отец когда-то полюбил нашу мать. Прошу тебя, позволь жениться на ней и уехать туда, где моей жизни не будет грозить конец.

Царевич выдохнул, сердце его бешено стучало, ожидая ответа. Буран уставился на Солнце, иронично подняв бровь:

– Наша мать бросила отца и разбила ему сердце. Она разбила все наши сердца. Я еще застал ее, Гесна помнит совсем немного, а ты и вовсе ничего.

– Ты не понимаешь…

– Я понимаю, но у меня на тебя другие планы.

– Что важнее: любовь или долг? – взмолился царевич.

– Ты слишком наивен. В жизни правящей династии любовь ничего не значит, если не может быть полезной. Прежде всего мы должны думать о государстве.

Буран вернулся к своим записям, давая понять, что разговор окончен.

Улыбка, еще недавно блиставшая надеждой, раздосадовано сползла с лица Солнца.

– Почему ты такой? – по-детски обидчиво сказал он после короткой паузы, покачав головой. – Почему ты такой… бессердечный, бескомпромиссный и…

Не успел царевич договорить, как в комнату без стука ворвался молодой солдат, лицо его ходило красными буграми беспокойства.

– Почему без разрешения? – грозно спросил Буран у вошедшего.

Парень опешил, пойманный врасплох неожиданным вопросом.

– Простите… там… толпа. Требуют царевича.

– Меня? – спросил Солнце удивленно.

Солдат кивнул, судорожно сглотнув. Буран встал из-за стола и, пройдя мимо стража, вышел в коридор. Солнце последовал за ним. Оба брата, откинув занавеску, выглянули в большое окно, выходившее на площадку перед дворцом. Там собралось много людей – все они кричали что-то, что выливалось в общий безостановочный, неразборчивый гвалт, к которому ухо быстро привыкало и уже не замечало.

– Идем, – сказал Буран брату, оценив обстановку, и они вышли на огромный полукруглый балкон, опоясанный мраморной балюстрадой. Под ними шумели мужчины, женщины и дети, которые, увидев членов царской семьи, взревели радостью сироты, обретшего родителей.

– Солнце, они ждали тебя, – произнес Буран, понизив голос, и отошел к дверям. Царевич приблизился к пузатым столбикам перил, смущенно улыбаясь.

– Здравствуй, народ Севера! – крикнул он в толпу, которая тут же замерла в ожидании, – Я надолго оставил вас, отправившись в далекое путешествие. Мне лестна ваша радость, но еще больше мне приятно возвратиться домой и повидать родные просторы, увидеть своих земляков…

Северный народ любил Солнце. Для него юный царевич всегда был прощением всех ошибок царского двора, всех его неудач и всех капризов природы, атакующей использующие ее человеческие руки. Младший сын Севера был лицом династии, связывающим простых людей с людьми, обладающими властью. Солнце, сам того не понимая, являлся прикрытием для одиозных министров и самовлюбленных фаворитов, пользующихся своим могуществом.

– Моя поездка увенчалась успехом, – продолжал царевич, – я добрался до Юга, хотя это стоило немалых трудов. Я был одинок, изможден. На ночь меня приняла одна семья, совсем нищая, на мой взгляд. У них был траур: погибла дочка, в который раз они лишились ребенка. Но, несмотря на это горе, они нашли в себе силы приютить нуждающегося… Днем я пошел на местный базар, прибежище шумной толпы. Там меня обвинили в воровстве, хотя я ничего не брал. Вокруг столпились мужчины и женщины, и они кричали: «Вор! Вор!», не имея доказательств. Я просто хочу сказать, что люди везде одинаковы, в любой стране мира. Они так же притязательны и аскетичны, так же богаты и бедны, так же жаждут власти и надеются на лучшее. Люди такие, какие они есть, совершают плохие и хорошие поступки. Им нечего делить, но они всегда борются за одну-единственную каплю солнца, которого хватит на всех. Сначала они опустошают этот мир, а затем ищут способ вновь наполнить его, спорят, теряя драгоценное время. Их плач и смех шагают сквозь время, догоняя друг друга. Они создают красоту, разрушая ее, а затем воскресая вновь. Их глаза играют в прятки и смотрят в упор. Да, мы все разные, но все похожи, и потому ненавидим друг друга. Об этом мне рассказали дальние края и просили передать всему свету. Наверное, в этом суть путешествий.

Царевич еще долго что-то говорил, и народ внимал его голосу, восторженно ловя каждое слово. У дверей стоял Буран. Он смотрел вдаль и видел белое полотно с приземистыми домиками, плевавшимися серым пыльным дымом, и такую же белую полоску неба, низко висевшего над землей. Еще немного и оно рухнет, разбившись тысячами маленьких осколков и уничтожив дни и ночи. Молодой царь вышел в коридор, ловя себя на мысли, что ничего не сможет сделать с упавшим небом. Когда он уходил вглубь замка, его догнали тяжелые шаги командира армии. Это был мужчина в самом расцвете сил, высокий и крепкий, на лице командира красовались густые темные усы. Посеребренные латы и синяя туника сковали его тело, на поясе висел длинный меч из лучшей стали.

– Капитан Ноктис, – поприветствовал военного Буран, – Как поживает ваша семья?

– Оставим формальности, Ваше Величество, – ответил Ноктис. Он уже давно служил при царском дворе, был верным человеком, профессионалом. Единственной его слабостью была семья, жена и маленькая дочка, за которых он был готов отдать не только свою жизнь, но и жизни других людей. Мороз знал об этом, но все же назначил Ноктиса, который исполнял любой приказ и сумел бы защитить одним мечом всю страну, командиром.

– У меня есть новости насчет наших гостей, – сказал капитан.

С самого утра Гесна была у постели Мороза. Ему становилось лучше, но он был еще слишком слаб. Царевна читала отцу свою любимую книгу, и голос ее, тихий и словно призрачный, рассеивался в белом свечении неба, заглядывавшего в окно. Сияние дня было слишком тяжелым, пасмурным, чтобы принести свежесть солнечного утра в души уставших людей.

– Что вы творите, дети? – спросил внезапно Мороз, прервав монотонную речь склонившейся над текстом девушки. – Я чувствую тревогу, и будто в замке кто-то чужой бродит по ночам, но никто мне ничего не говорит.

– Настали трудные времена, отец, – покачала головой Гесна, опустив книгу и посмотрев на больного.

– Если вы не справляетесь, это не повод называть времена трудными. Трудности почти всегда рождаются только в наших головах.

– Но от этого они не перестают быть трудностями, – пожала плечами царевна и вновь склонилась над книгой, отыскивая упущенное предложение.

– Мне снятся страшные сны, – снова прервал тишину Мороз, глядя куда-то вдаль, – Я не знаю, что делать, когда крылья моего разума попадают в сеть разрозненных иллюзий. Чему верить? Мы всегда видим только одну стороны правды, потому что боимся заглянуть ей за спину…

Мужчина замолчал, а Гесна не нашлась, что ответить. Девушка внимательно смотрела на отца. Он всегда казался ей странным, и его слова она часто не понимала до тех пор, пока не случалось что-то необычное.

Гесна прокашлялась и продолжила чтение, упиваясь простыми словами, складывающимися в витиеватые фразы. Мороз долго не слушал ее, думая о своем, а потом задремал. Когда он очнулся, на улице уже стоял вечер, дышавший облегчением после пасмурного дня.

Буран и капитан Ноктис заперлись в кабинете и проговорили весь день и всю ночь и не заметили, как начало темнеть небо, словно стремясь спрятаться от чего-то, грядущего в этот мир.

А в дальних комнатах дворца женский голос шептал алыми губами на ухо царевичу: «Я хочу стать твоей женой. Ты не сможешь уговорить брата. Единственный способ – самому занять престол. Народ любит тебя, ты будешь лучшим правителем…»

…Поговаривали, что по ночам в замке и вправду кто-то ходит. Это бесплотный дух, потерявшийся в его стенах. Его холодный эфир так же неуловим, как само время, так же быстротечен и незаметен. Даже после того, как столкнешься с ним лицом к лицу, еще долго не поймешь этого.

В ту ночь горничные слышали что-то, какие-то шелестящие шаги, и старались поскорее уснуть, чтобы проснуться. Просто тогда, в серебряном свете звезд, проникавшем в лабиринт коридоров, по дворцу гулял ветер. Он вел за собой шлейф утерянных воспоминаний, оброненных людьми на дороге жизни. Он проникал в щели, напевая колыбельную всем тем, кто нуждался в ней, и его холодное дыхание кристалликами льда лелеяло тепло живого. А когда ветер смотрелся в зеркало, то видел перед собой женщину, прекрасную и чарующую. Ее длинные темные локоны светились ночной красотой, воинственный и гордый взгляд ласкал нежностью глухой и бесконечной тишины северной тьмы.

Белое легкое платье женщины развевалось вокруг нее, покрывая прозрачной тканью человеческие сны. Она ступала тихо, но уверенно, оставляя на пути скрип деревянных дверей и шорох вздымающихся занавесей.

Женщина заглядывала в комнаты и желала всем доброй ночи, и в глазах ее сверкали огни далеких звезд. Она зашла к Морозу и поцеловала его в бледный лоб, успокоив тревожные видения; нашла спящую Гесну и погладила ее по светлым волосам, раскиданным на подушке; долго-долго смотрела на Солнце, напевая неясный мотив грядущего дня; легко коснулась щеки заснувшего в кабинете Бурана, улыбнувшись ему.

И женщина вновь ходила по коридорам, в одиночестве перелистывая страницы книг и случайно задевая иные вещи, тихо, чтобы никого не разбудить, падавшие на каменный пол.

А потом розовый свет наступающего утра, превращая оттенки в нежный дым спокойствия, замершего между ночью и днем, прогнал ее, Женщину из племени Ветров…

Буран еле открыл глаза, разбуженный мягким сиянием солнца, яркой голубизной обновленных небес. Его голова отяжелела от непродолжительного порывистого сна, пришедшего после долгой работы. Мужчина не сразу понял, что стучалось в его последние минуты забвения, но полностью очнувшись, он услышал шум голосов и звон смеха за своим окном.

Буран выглянул на улицу, свежее утро обдало его щеки морозным дыханием. На площадке перед дворцом собралось много мужчин и женщин. Все они окружили Солнце и его невесту, Калори, радостно приветствуя молодых людей. Царевич решил официально познакомить народ со своей избранницей в надежде, что Бурану не останется ничего, кроме как благословить этот неравный брак. Царь долго вглядывался в беззаботное лицо младшего брата, который веселился, в то время как он и его стража пытались избавиться от незваных гостей с Юга; который был слишком настойчив в своих глупых желаниях, в то время как Буран заботился о благополучии государства. Ярость незаметно подкралась к сердцу молодого царя, а потом резко сжала его горло так, что тот перестал дышать.

Бледный, в чем есть, Буран выбежал на улицу, часто ловя ртом воздух, которого на секунду лишился. Солнечный свет слепил глаза, преграждая путь, но мужчина и так ничего не видел, окутанный туманом злости. Люди расступались при виде разгневанного царя, им было страшно глядеть на него. Один только царевич остался стоять на месте, не понимая, что происходит. Калори куда-то делась.

– Кого ты привел? – взревел Буран, вдруг оказавшись рядом с братом и взяв его за лацканы синего сюртука. Солнце посмотрел в белое лицо царя, глаза которого потемнели в неконтролируемой злости.

Царевич оттолкнул Бурана. Они стояли друг напротив друга, разделенные прозрачным воздухом гудящего ветра, невидимым в льющемся с небес светло-золотом свете.

– Кого ты привел? – повторил царь, немного остыв в холоде белой равнины. Его голос гулко расходился по бескрайнему пространству, отталкиваясь от окруживших братьев людей.

– Я хочу править Севером, – крикнул Солнце, не ответив на вопрос. Буран опешил, захлебнувшись собственными словами.

– Что? – выдавил из себя он.

– Я хочу стать царем Севера, Буран, – повторил царевич, – Я буду лучшим правителем. Посмотри вокруг: люди любят меня! Они знают, что я желаю им только добра. Ты тоже, брат, радеешь о государстве, но разве не в твое правление народ бунтует? Разве не сам Север отрекся от тебя и потому насылает голод и ненастье? Отдай мне престол, поверь, так будет лучше. Я не оставлю вас с сестрой: вы всегда будете в безопасности, в достатке, будем жить как семья!

Буран молча смотрел на брата. Он начинал замерзать, стоя на морозе в одной рубашке и черных брюках. По коже бежали мурашки, но не от холода, а от слов Солнца.

– Это она надоумила тебя? – вдруг сказал царь, не отрывая взгляда от дерзновенного лица царевича. – Калори? Эта коварная, недостойная служанка султана?

Солнце не отвечал. Не дожидаясь ответа, Буран продолжил:

– Как ты наивен! Опомнись, она использует тебя! Они все используют тебя.

– О ком ты? – нахмурившись, спросил царевич. Он стоял, сложив руки на груди. Бархатный подол его расстегнутого сюртука развевался на ветру.

– О южанах. Наши гости вовсе не послы. Они наемники, присланные султаном, желающим покорить Север.

Солнце упорно молчал, не веря ни единому слову брата.

– Я хочу стать царем, – медленно повторил он, по-детски чеканя каждое слово.

Вокруг стояли люди, и все они затаили дыхание, не в силах сдвинуться с места. Еще недавно на их лицах сверкали улыбки, а теперь растерянность и страх отражались в глазах верных подданных, на виду у которых рушилась твердыня царской власти.

– Я не могу просто взять и отдать тебе престол, – зло рассмеялся Буран, чьи посиневшие губы скривились затем в мстительной усмешке.

– Тогда… – Солнце замялся, но быстро взял себя в руки и выпалил: – Я вызываю тебя на поединок!

Женщины в толпе испуганно вздохнули, люди, наконец, оживились и начали переговариваться. Их шепот сливался в бесконечный поток теплого воздуха, паром выходящего из открытых в удивлении ртов.

– Как ты смеешь… – выдохнул Буран, наполняясь неконтролируемой злостью.

– Я вызываю тебя на поединок! – отозвался Солнце, осмелев.

Отказ для царя значил унижение, его слабость, порицание в глазах северян, но отнюдь не лишение титула.

– Ты действительно хочешь этого? Глупец! В бою мне нет равных! Уходи, пока не поздно! – грозно воскликнул Буран.

Но Солнце остался на месте, глядя на него с вызовом. Людской шепот, наполнивший равнину, превратился в несдерживаемые крики, удивленные возгласы. Но один голос звучал звонче всех: к толпе, держа в руках юбки, бежала Гесна, умоляя братьев остановиться. Но было слишком поздно.

– Несите мой меч, – гордо сказал царь подошедшим слугам. Солнце уже осматривал свое оружие, блеснувшее белой сталью в отражении стеклянного воздуха.

Через мгновение Буран держал в руках тяжелый клинок, привычно легший в ладонь. Легендарный меч был украшен серебром и самоцветами, потемневшими от времени. Он всегда верно служил хозяину, отдавая себя ему без остатка, разя врагов холодом приближающейся смерти.

Братья смотрели друг на друга в упор, толпа сдвинулась дальше, освободив белесое пространство. Загудел ветер, перекрывая шепот человеческих голосов. И вот, противники задвигались, медленно описывая круг. Первый импульсивный удар нанес Солнце, не дотянувшись до груди Бурана и отскочив затем на приличное расстояние. Царь не стал торопиться, уверенно ступая по холодной земле.

– Я был бы лучшим правителем! – переходя на крик, повторил царевич, перекрывая воздушные вздохи природы.

– Ты был бы марионеткой в руках султана, – ответил Буран, пристально следивший за каждым движением противника.

Царь нанес удар, и мечи двух братьев скрестились, разрывая реальность предательским лязгом металла. Движения соперников ускорились, стали резче, и все чаще в свете далекого солнца сверкали клинки, все громче они стонали, соприкасаясь.

Звуки эти долго потрясали всю долину, замершую в отчаянном вздохе. Даже время остановилось, и, казалось, будто все вокруг – лишь шутка бытия, наскучившая сама себе.

Гесна прорывалась сквозь толпу, обернувшуюся кольцом вокруг поединка. Ветер заглушал ее голос, протянутый сквозь зыбкую грань настоящего. Девушка двигалась к центру, но тут же возвращалась назад, отстраненная простыми зеваками, надеявшимися принести домой интересные истории.

Вдруг толпа ахнула, а Гесна замерла на мгновение, услышав, как искры стального звона сменились тишиной после глухого звука порвавшейся плоти. Девушка отчаянно рвалась вперед, и, наконец, толпа расступилась перед ней.

В центре круга стоял Буран, и часть его меча утопала в теле Солнца, плакавшем горячей красной кровью. Царевич округлившимися глазами посмотрел на свою рану, опустив голову, а затем рухнул наземь, окрашивая чистый снег краской уходящей жизни. Буран опустился перед ним на колени, отбросив меч в сторону. Он закрыл дыру в животе брата своими ладонями, как будто это могло чем-то помочь, как будто сила Севера, пульсирующая в его жилах, могла повернуть все вспять.

– Я… любил тебя, брат, – удивленно сказал Солнце, тяжело дыша. Он еще раз растерянно взглянул на Бурана, не понимая смысла происходящего, и навсегда покинул этот мир, оставив на земле лишь бледное бездыханное тело.

Гесна в слезах кинулась к младшему брату и упала ему на неподвижную грудь, из которой больше не рвалось горячее живое сердце. Буран молча поднялся на ноги, лицо его теперь ничего не выражало. Подбежавшие слуги принесли ему полотенце, он вытер свои окровавленные руки и бросил покрасневшую ткань на землю.

– Занесите тело внутрь, – кинул царь, повернувшись спиной к склонившейся над телом Солнца Гесне, и направился в замок.

Царевна не могла унять слез и в исступлении цеплялась за рубашку покойного, губы ее кривились в истошных рыданиях, заполонивших весь ее разум. Душа девушки рвалась на части, и ее кусочки разносил ветер, шепча всему Северу о смерти юного царевича. Слуги попытались оттащить Гесну, но та не хотела отпускать еще хранившее впечатление о жизни тело брата и льнула к нему, сотрясаясь в скорбном плаче. Из дворца выбежали няньки и заверещали вокруг питомицы, но она их не слушала. Кое-как женщины увели девушку, сопроводив в ее покои, и, причитая, оставили одну.

Мертвец одиноко лежал посреди вспаханного холодом снежного поля, обдуваемый ветрами. Влага девичьих слез на его одеянии начала превращаться в тонкую корку хрустящего льда, сковавшего развевающуюся ткань. Затем к телу, когда-то бывшему веселым наивным юношей с копной ржаных волос, подошли слуги, взяли с разных сторон и понесли внутрь, в замок, притихший в мрачном полусне виноватой скорби.

Весь день оплакивали северяне гибель младшего сына царской семьи. Природа в то время молчала, порой лишь подавая знаки своей жизни седыми вздохами ветра. И вечером, когда небеса окрасились в тоскливые цвета ночи и на них зажглись крупные звезды, жители Севера поминали Его Высочество светлого царевича Солнце, тенями отражаясь в желтых окнах своих домов, мирно пускающих серую вату дыма из дымоходов.

И в темноте дворцовых комнат, пожираемых вечной тишиной сгустившегося мрака, гулял скорбящий ветер, сгибавшийся в вое несдерживаемых рыданий. В покоях бледного, холодного мертвеца, распластавшегося на теплой кровати, хранившей запах живого тела, в изножье обманутого ложа, скорчившись, сидел мужчина, давящийся молчанием застрявших всхлипов. Лицо Солнца, осененное серебряным блеском полной луны, было спокойно в будто бы навалившемся сне, и только страдания припавшего к нему отца выдавали погасшую жизнь. Мороз был еще слаб, но, пересиливая себя, он добрался до комнаты сына, одолеваемый страхом и горем. Мужчина услышал тихий шорох природы, пробравшейся внутрь, привычный скрип половиц в одиночестве, но не придал этому значения, все так же неподвижно сидя на коленях и опустив голову. Вдруг его плеча коснулся легкий ветерок женской руки, и из пустоты вышла Женщина из племени Ветров. Мороз не поднял глаз. Женщина молча смотрела на Солнце глазами, наполненными нежностью и скорбью. Еще мгновение – и комната наполнилась людьми, появившимися из тени, из лунного света, из чужого дыхания. Все они молчали, окружив мертвеца. Женщина подняла голову и заревела, и плач ее был похож на тоскующую вьюгу, разбушевавшуюся дикостью скакуна. Призрачные незнакомцы подождали секунду и начали вторить ей, и голоса их смешались в вечный дух мировых ветров.