Психи

– Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.

***

Я никогда не писала книг, и честно, до сих пор не понимаю, как это делают другие люди, писатели. Хочу сказать только одно – мне очень приятно, дорогой друг, что ты со мной сегодня, с моими коротенькими историями о простой жизни простого человека. Здесь я поделюсь с тобой в 11 небольших рассказах о том, что сделало меня мной, и мне будет дико радостно знать, что, может, где-то здесь ты узнал себя, увидел что-то хорошее и посмотрел на мир так, как его увидела я в свои 19 с хвостиком. Все изложенное – правда, но как полагается, имена некоторых героев я заменила. Среди рассказов будут как диалоги, повлиявшие на мое сознание, так и простые размышления, близкие к фантазии. Спасибо, что ты есть, мой дорогой читатель. Приятного чтения.

Рассказ №1

«Очерки о психбольнице».

«..А поют соловьи теперь только в психушках

О курносых носах, и пятнистых веснушках

Куры яйца свои поедали втихушку

И старушку несушку пустили на тушку

Ковыряла ранки- на запястье шрамики,

Падали бетонные дома и деревянные домики.

Даже ходить на зелёный старалась без паники,

Смотря как переваливают за горизонт розовые слоники.

Гладила морщинки на коже старушка,

И жалела лишь об одном,

Что выцвела роза- на пальце татушка,

И опустел ее тихий безропотный дом.»

(из серии «беспорядочные строчки»).

«..Находились и другие препятствия для учебы. Например, все эти сигареты сами себя не выкурили бы. Короче говоря: я была занята.»

«Город женщин» Элизабет Гилберт

***

Теперь мне не вернуться домой, пока не найду работу. Таков был уговор с родителями. Мне позвонила мама и предложила два места: нянечка в детском саду или..санитарка в психбольнице сутками. Мой выбор был очевиден. Я уже морально готовилась ухаживать за психами, заполняя заявление о приеме на работу. Черт, я потратила целую неделю каникул на то, чтобы собрать все справки и прочие документы на трудоустройство. Медсестры относились ко мне, как к ребенку. Ничего не понимающему в этом мире, наивному ребенку, которым можно потакать.

«Двери всегда должны быть закрыты. Ножи спрятаны. Кипяток не подавать. Свете менять подгузники. Хлеб нарезать квадратиками. Не болтай с ними» – указания старшей медсестры в мой первый день. Мне выдали белый бесформенный халат больше меня раз в сто. И розовые штаны, которые еле держались на растянутой резинке.

Все по расписанию: завтрак, обед, ужин, уборка, кульминация – автограф в журнале.

Атмосфера в стенах этого здания была, мягко говоря, не домашней. Холодные стены цвета плесени осыпались первым снегом при любом касании. Батареи совсем не грели в дождливые сутки. А спать было совсем жутко: я лежала с открытой книгой Шолохова до часу ночи, не в состоянии смириться с тем, что нахожусь одна среди восьми пустых коек. Мне выделили палату номер один, она не закрывалась на ключ, дверь всегда была приоткрытой, и по ночам я слышала, как беспокойные души бродят по коридору в поисках утешения, ну, или туалета. На прикроватном столике стояла икона божьей матери и такая же бесполезная лампа. Электричества в палате не было. Поэтому вскоре я решила совсем не спать. Хорошая возможность готовиться к экзаменам. В промежутках между сутками я работала в любимой мной редакции и ассистентом в клинике отца.

Однажды, когда я мыла пол в палате номер 4, молодой парень (баскетболист с шизофренией и затяжной депрессией) спросил мое имя. Оказалось, они не совсем безнадёжные. Некоторые хотят выздороветь. Рядом сидел ещё один юный псих. Парню было 19, как и мне. Короче говоря: он резал вены перед матерью и постоянно терял смысл жизни. Я выбрала ему книгу «Жизнь после смерти» неизвестно русского классика, а после выходных я его уже не видела. Лишь пару раз на психотерапии по средам. Поговаривали, что он нашёл работу.

Через месяц я сидела с психами в столовой, мы играли в карты.

Оказывается, Настю бил муж, а ей всего 20, она не раз пыталась покончить жизнь самоубийством, но ещё ни один не доводила до конца, у нее растёт сын. У Зои из 5 палаты было что-то непонятное: она носилась с тарелками после ужина и кричала: «помогите!».

Бабушка Вера из соседней палаты просыпалась каждую ночь от того, что до нее домогался маньяк Сашка из мужской палаты. Как-то раз мы с ней сидели ночью в буфете, закрывшись на щеколду: я с ножом, а она судорожно глотала кипяток из моего термоса.

Павлик Морозов искал здесь любовь. Только ему все никак не везло. У него умерла мать и были потеряны документы, все это время он спасался пьянством, пока не оказался здесь. Иногда я собирала хлебные крошки после обеда, и мы вместе кормили голубей. Одна голубка свила гнездо у него в ботинке. А постельное белье у него было только цветное, нельзя было белое, боялся.

Вскоре мы подружились с Паном (баскетболистом): почти каждую смену играли в шахматы до 2 часов ночи и много говорили. Я пыталась понять, что с ним не так. Однажды я принесла в психушку свое домашнее вино из одуванчиков. Мы пили его в моей палате, а потом танцевали в туалете.

Он угощал меня своим сигаретами. Мы представляли, будто находимся в пятизвёздочном отеле на берегу черного моря. Так мы встречали рассветы и время на работе больше не казалось мне таким мучительным.

Я начала относиться к душевнобольным, как к самым обычным людям. Больше не боялась.

Однажды Пан дал мне попробовать таблетки, которые им выписывают, кажется, они назывались «Галоперидол». Два дня я не могла открыть глаза, они по-сумасшедшему опухли и постоянно закатывались. Ко всему прочему я плохо ориентировалась в пространстве.

Момент, когда я захотела покинуть место летней работы пришёл спустя месяц. Я побывала в здании для острых больных. На первом этаже лежали бомжи и туберкулезники. Их привязывали к койкам кожаными жгутами, и почти не кормили твердой пищей, дабы избежать частой смены подгузников. Никто не хотел за ними ухаживать. На втором этаже алкоголики. Мне ярко запомнилась картина: лысый череп сумасшедшего шепчет побелевшими губами молитвы, периодически срываясь на крик. Захлёбывается пеной и смотрит внутрь своего пустого сознания в поисках спасения. В конце длинного коридора на семи замках была расположена комната Розочки. Каждое утро она рожала воображаемое дитя из чрева, срывая с себя одежду, обнажала испещренные шрамами плечи. Ее крики, сливаясь с треском битого стекла, доносились до окон моей палаты. Её нужно было кормить и менять подгузники. Это заставило меня в срочном порядке искать вакансии. Но по удачному стечению обстоятельств вскоре мне сказали ,что я имею право остаться в спокойном здании среди уже знакомых психов.

К чему я это всё? Да просто хочу сказать, что все мы психи. Разве ни у одного из нас не возникало желания свести счёты с жизнью? Сомневаюсь, что таких мало. Не так давно я относилась к душевнобольным, как к изгоям общества, неспособным взять себя в руки. Действительно, такие там были, но наряду с ними я встретила типичных людей с мирскими желаниями, потребностью во внимании и простом человеческом счастье. Просто на каком-то моменте они сломались. Сдались и отдалась воле обстоятельств. Однако, на моих глазах бабушка Вера встала с кровати и пошла к выходу, ее забрала дочь и больше я их не видела. Пан нашёл работу души, восстанавливал пожилых людей после инсульта. Павлик Морозов восстановил паспорт и в последние рабочие смены я его не встречала, наверное, отправился дальше налаживать свою личную жизнь. Что касательно Насти, то она вернулась к мужу и сыну. Надеюсь, сейчас у нее все хорошо.

Не скрою, что в последнее рабочее утро я чуть ли ни бегом покидала здание, с абсолютным нежеланием туда возвращаться. Но вспоминая свое прежнее отношение к этому месту, я осознала ,что во многом ошибалась.

Я знаю, что в психбольницу по сей день привозят новых пациентов, но они такие же люди ,как мы с тобой. Каждый день кто-то ломается. У кого-то садятся батарейки. Но они обязательно выкарабкаются. Сами. Потому что на самом деле хотят жить. Просто, мне кажется, бояться.

А вот мы с тобой, согласись, забываем о том, что уже живём, и все в этом мире нам подано на тарелочке. Вот только порой не хватает смелости перебороть страх и взять то, что так нужно.

Рассказ №2

«Я люблю тишину.

И люблю когда тишина,

Мне поет о чудесной природе

И о том как ужасны дома.

Я люблю слушать ветер и сосны.

И люблю когда юный снег,

Оседает пыльцой мне на дёснах,

Как не смог ни один человек

Пусть обманет меня эта сырость,

И к душе сладко льнущая тишь.

Я бы ей ещё сто раз проверил,

Чем тому ,что ты говоришь

Люди уходят, закрываются двери,

Но мне кажется я не одна.

Разбежались на воле все звери

Из того что зовётся душа.

Я в компании очень умных.

Очень старых и мудрых людей.

Это книги и литература:

Стали вдруг кислорода важней.

Мои ладони ласкают тени,

Вот почему я так люблю ночь,

Но от чего-то мои же звери

От меня разбежались прочь..»

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Павлик Морозов (он же Кислицын)– хороший человек. Ему нельзя выдавать белое пастельное, Павлику специально привозят цветное (в горошек или красную клеточку). Он то и дело пытается заговорить со мной под предлогом предложить помощь или показать где что находится или кого надо звать если не справляюсь с работой. Как-то одна из санитарок крикнула в коридоре: «завтракать!»

Но в то утро я была за раздачей и знала, что машина с продуктами ещё не приехала. Павлик тоже это видел.

Он не выдержал и закричал на плетущихся в сторону кухни зомби : «да что вы тут ? Совсем что ли с ума посходили? Нет ещё завтрака!».

Вообще Морозов часто говорит о пациентах «они», «эти», «щас налетят», как будто сам не принадлежал к их числу. Как будто и не числится в списке с зимы 17 года..

«Если мы – это наши мысли

То нам срочно надо научиться думать.»

Рассказ №3

«..По стеклу скакали солнечные зайчики':

Они их ловили телефоном от провода,

А синие звёзды и дорожные танчики

Быстрей бежали от дымного завода..»

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Интересно было послушать психотерапию у больных. Они обсуждали друг друга и это мне все больше и больше напоминало Дом-2. Слышала, как Катя сказала, что после 22 лет начала выпивать в одиночестве. Говорит, пыталась что-то заглушить, ну, себя забыть что ли. Дядя Коля старался взять позицию каждого, хоть как-то поддержать пациентов. Он не оставлял без внимания ни один вопрос, в том числе и отсутствие у Кати детей в ее 30 с небольшим. На сегодняшний день Катя не хочет детей, ей надо восстановиться: «не хочу рожать инвалида». – Да все нормально, лежала у нас одна алкоголичка и ничего, родила троих – сонно поддакивал главврач..

Рассказ №4

«..Ладони вспотели, и стрелки застыли.

Ноги сами вели в палату номер 4.

Там свернувшись в клубок, посасывал пальчик

Чем-то обеспокоенный маленький мальчик..»

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Личности Пана Иве раскрывались одна за другой на шахматной доске. Не спешите думать, что он бредил, скорее наоборот: казался самым нормальным из здешних обитателей. Партии незаметно убивали время. На мою удачу, далеко не все победы доставались Пану (возможно из-за действия таблеток, которые выдавались больным перед ужином). Мне было интересно наблюдать за ним, следить за тем, как он думает. А думал он, как хороший человек, ничем не болеющий, вполне здоровый. Выглядело так, будто он лишний в этом здании и все это просто чья-то шутка ради злого смеха. Хочется верить, что так оно и было.

– Ты когда-нибудь каталась на лошадях ?– спросил Пан Иве.

– Да, довелось однажды – ответила я – самое приятное – это был их запах: смесь пота и сена, мне он хорошо запомнился.

– Можешь погладить белого коня за гриву- улыбнулся он, показывая на свою фигурку – По- моему это самое красивое у лошадей.

Выбор фигур решался детской считалочкой «шла собака через мост».. Мне часто выпадала черные. Никогда не думала, что буду встречать рассвет в психбольнице, играя в шахматы. Также не думала, что вообще найду кого-то, кто еще в состоянии играть. Весь досуг пациентов заключался в приеме пищи по расписанию и чтению Дарьи Донцовой (для некоторых). Заняться там особо было нечем, и Пан просидел со мной всю ночь, а утром я решилась с ним покурить за компанию, несмотря на то, что совсем не курю, просто мне хотелось, чтобы он не чувствовал себя одиноко. Наверное, я не имею права рассказывать вам от чего этот юноша оказался в психбольнице, слишком личными теперь мне кажутся его переживания. Но зато я точно могу описать вам его состояние, как он когда-то описал его мне: «Знаешь, такая боль идет прямо из сердца, но не выливается наружу. Путешествует по сосудам по маршруту большого круга кровообращения, словно газовая эмболия, и застревает тромбом где-то там, под лопаткой.. Ночами ноет и просит, чтобы ее высвободили, хочется разорвать на себе кожу и вынуть этот черный сгусток из недр сознания. Мне становится страшно от этого и я не могу совладать с собой, поэтому я и решил прийти сюда за помощью, за таблетками..» По средам я незаметно приносила ему кокосовый гематоген в голубой обертке и немного черники из леса возле моего дома. Помню тогда мне стало невыносимо грустно от того, что он такой юный, сидит там за этим дурацким липким столом. Таким людям самое место в шумных компаниях, ну, или с белыми лошадьми гулять.

Рассказ №5

«В наушниках говорил Пелевин;

Рассказывал, что желтая стрела

Не что иное, как есть время,

Забывшее про тормоза.»

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Когда все воображаемые узоры на снегу истоптаны, подъезжает 151 автобус. Захожу с продрогшей улицы внутрь душного салона. Пахнет телами, уставшими после работы. Рабочим классом, отмучившимся за свою копейку сегодня, и готовым стоять 2 часа в пробке, прижавшись друг к другу. Стою рядом с водителем, чуть ли не в плотную к лобовому. Спрашивает: «устала, студентка?». Я отвечаю ему, нехотя кивая головой.

А потом слово за слово разговорились. И я узнаю его жизнь: каким он вернулся из армии и почему от него ушла жена. Что по воскресеньям он любит один смотреть телевизор, когда под рукой баночка пива и кусочек мяса. Недавно купил планшет, но никак не может наконец решиться вылечить свои больные зубы. Также узнаю от него, что он не рад работать водителем, что лучше бы выбрал себе профессию, где надо ходить; «сидеть сутками мучительно». А почему не поменяет профессию, так тут ответ простой: думает, что у него уже нет другой жизни, что всему «воля божья» и судьба уже никак не может поменяться. «Что в этом мире еще можно сделать лучше? Разве что новый автобус купить». Также он попросил меня не ездить на попутках (но я все равно ещё много раз ездила). Договорились проехаться утром, сказал, что займет для меня местечко. Ну а мне почему-то о себе рассказывать впервые было нечего. Когда я начала учиться на стоматолога, то вскоре потеряла привычку всем говорить, кем я буду. С тем водителем мы так и не встретились, как ни странно, но больше я его не видела. Кто-то мне сказал однажды, что он чем-то тяжело болел, простудой кажется. А тот билет был счастливым, я по сей день храню его под крышкой телефона вперемежку с летними листьями (подарком от Пана) и рентгенограммой зуба мудрости.

Рассказ №6

«А колеса все тише шуршали,

И лишь мысли скромны ,неловки

Продолжали идти и шагали

Куда-то в даль от моей остановки.

Когда остановятся ?

-Я не знаю,

Но они продолжали идти,

Унося и меня и все мысли,

все быстрее ускоряя шаги.

Ветер срывал чью-то синюю глотку.

За спиной раздавались шаги,

И Мне кто-то кричал вдогонку:

Мол постой ещё ,не уходи..

Но что поделать.. если походка

Стала слишком быстра для пути .

Кто-то подумает, я идиотка ,

Раз ещё продолжаю идти».

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Обычно в детстве слезы бывают от разбитой коленки или непослушных родителей. У меня же они всегда бывали, когда мне говорили: «Пора к бабушке. В деревню. Погостишь у нее летом». То ли из-за того, что мои друзья останутся без меня на целых 92 дня, то ли из-за того, что мне было невыносимо скучно там, в деревне. Не знаю, но оказавшись за 300 км от родного города время тянулось бесконечно долго. Как если бы ты попытался жевать сразу всю упаковку «Хуба-Бубы». Мучительно и невыносимо. Перелистывание журналов «Юный натуралист» и «Мурзилка» одного и того же года выпуска, когда меня ещё не было в помине, делало жизнь 6 летнего ребенка настолько однообразной, что, кажется, именно с этого момента я и начала замечать то самое Прекрасное.

Невыразимо яркий вкус горячего хлеба с молоком и кислые травинки из муравейника. Спустя 13 лет стали чем-то вроде ностальгии. Сейчас же мои слезы – это воспоминания о свежескошенной траве и букетах душицы, собранных для бабушки по утрам. Только Южная Кузнечиха могла подарить мне такое детство. Наш низенький дом с голубыми ставнями лежал с правой стороны от дороги. Мы не имели привычку заводить будильники или слушать петухов на рассвете (бедные птички там просто не выживали от тоски). Нас каждый раз будил тугой гул от колес лесовозов, направлявшихся в сторону Челябинска. По утрам мы почти всегда ходили за грибами. В лесу пахло сыростью, и она пропитывала мою куртку и красный платочек (бабушка всегда повязывала мне его, чтобы потом меня было легче найти). Ходили мы долго, не соврать, но охота за лесными братьями могла тянуться от рассвета до заката. Бабушка учила не бояться мокрых носов коров, обитавших за колючей проволокой (кем-то придуманной ограды, наверное, еще военных времен). Можно было гладить коров по шершавой морде и скармливать все собранные ягоды, пока бабушка не видит. Она имела очень сильную привычку, свойственную лишь настоящей русской женщине, выросшей в атмосфере непосильного труда и работы, хвататься за сердце всякий раз, когда со стола упадет хлебная крошка.

Если зайти совсем далеко, то вы бы увидели холодную речку: в ней миллионами золотых искринок плескались мальки. Они были настолько маленькими, что мы их жалели и не ловили даже на корм кошкам. Но и они были рады меня видеть: окружали ноги и целовали детские пальчики до тех пор, пока не посинеют губы. Потом мы сушили травы на еле живой печке, а когда солнце начинало садиться, я всегда выбегала во дворик ловить пчёл: стою тихо, прижавшись у яблони, и аккуратно подношу пальчик, смазанный вишневым вареньем, к жужжащим соцветиям. Тогда они сами садились на ладонь и впитывали сладкий нектар своими тонкими губками. И никто не кусался, не жалил. Особую радость вызывал найденный улей шмелей. Они рыли себе многоэтажные квартиры прямо под землей, оставляя на поверхности еле заметный слой земли. Я выслеживала одиноких шмелей до места их обитания, и бездумно тыкала тонкой веткой прямо в глубь шмелиных ходов (или шершней, уже не помню). До тех, пока мое внимание не привлекали змеи, таившиеся под теплицей. В эти моменты я чувствовала настоящее единение с природой, о котором тогда писали только в книжках. Ну а потом бежала, сломя голову, к телефону и зачем-то долго ждала, когда позвонят родители, чтобы скорее забрать меня. Какая была глупость. Машина подъезжала к нашему домику, а я тем временем пропадала в густой тени жимолости, которую нам ещё только предстояло собрать ближе к осени.

А по дороге домой долго не могла надышаться вязкой черемухой и вишней, заботливо скинутой папой в багажнике. Ароматерапия- он это так называл. Сейчас я понимаю, что так папа хотел забрать с собой частичку прекрасного в город, потому что тоже скучал по этому месту. Зимними вечерами, я поедала горькое варенье из жимолости, сидя в квартире. И зачем-то опять вспоминала грустны глаза бабушки, скрывавшиеся за поворотом.

"Им когда-нибудь будет конец?-спросил я .– Куда мы приплывем потом?

-Куда-нибудь ..или так.. никуда-произнес Юксаре, набивая свою трубку.-

– А знаешь? Ведь нам и здесь хорошо.."

© Мемуары папы Муми-Тролля

Рассказ№7

«..Что-то странно сердцу знакомое

Пробивалось за бородой.

Нет, не помню такого хорошего,

Пусть о нем и вздыхаю порой.»

( Из серии беспорядочные строчки)

Совпадения – это способ бога сохранять анонимность

©Альбер Эйнштейн

***

– Знаешь, у меня тоже не все хорошо- сказал он, вытирая рот. Мы напились так сильно, что не выдержали напора алкоголя в желудках. Сначала он, потом я. Меня стошнило в плетёную корзину для грибов, а его на первый этаж – в эпицентр тусовки.

Потом мы вместе лежали на деревянных досках чердака, обнявшись. Кажется, я опять ревела. Только вот уже не помню из-за чего. Может опять из-за родителей, а может от того, как сильно мне понравился тот мальчик. Как ни странно, но это одно из моих самых теплых воспоминаний. Что было дальше тем вечером, я не помню. Но позже, мы стали с ним много общаться, гулять и вот однажды, завершая круг на 3 километр, он сделал жест, который я до сих пор считаю для себя признаком сильной любви: он погладил большим пальцем тыльную сторону моей руки, очень нежно, будто нес в руках цветочек. Так никто ко мне не прикасался. И не целовал.

Сказать, что он был красив- это ничего не сказать. Также он был безупречно умен и мне казалось, что я могу без опасения отдать ему всю свою душу.

Пусть история умалчивает о том, как моя детская наивность потом ещё долго отзывалась глухой тоской по этому человеку.

Но именно так я узнала, что такое настоящая любовь. И не только из-за моих высоких чувств, но и потому что я вспоминаю об этом, в отличие от всех остальных влюбленностей, с глубоким уважением и теплотой. И добротой. Он научил меня любить себя, ценить свои мысли и думать о том, что делаешь. Начиная именно с этого человека, для меня открылись мои таланты и понятие того, как ценен каждый момент. Я начала записывать все свои мысли в тетрадь и анализировать себя со временем. Любовь к фотографии тоже была рождена этой короткой любовью. И не соврать, но даже этот сборник стала от части результатом того времени. Я занялась донорством, как и он, выкинула пустые мысли из головы и даже немного наладила отношения с родителями. Открыла для себя возможность к путешествиям и больше не боялась уехать в далекий незнакомый город одна. И всегда, достигая хоть какого-нибудь успеха, я мысленно благодарила его. Так я поняла, что настоящая любовь- бескорыстна, она не может вспоминать себя обидой, такие чувства заставляют становиться лучше. Выращивать в себе внутренне благородство.

Где он сейчас, я не знаю. Чувства давно уже остыли, и поцелуи потеряли свой вкус. Но в глубине сознания я продолжаю благодарить судьбу за эту счастливую случайность.

Рассказ №8

« Уже не хочется думать о вечном,

О чем-то по -детски беспечном.

И греют уже не слова,

А просто рука в рукава.

По – прежнему облако розовое

Тает над холодной землей,

А звезды с небес уже падают

Не за моей а за чьей-то спиной.

Не мои пальцы сжимают подснежники,

И не мой нос марает пыльца.

Кто-то легкомысленный, нежный

Целует чужие уста.

Другие, по- прежнему нежные

Плывут по воде облака,

А в них сидят дети беспечные,

Но уже и не ты, и не я».

(из серии «беспорядочные строчки»).

***

Подъездная дорога опасно растянулась ленивой волной вдоль берега. Сейчас уже не вспомнить точно, где она берет свое начало, но чудом природы дорога затянулась в кольцо, окаймлявшее плоскую тарелку озера. Ночью ему не видать конца так, что кажется, будто ещё чуть-чуть и окажешься на краю света. В карманах потрёпанной куртки сжались окоченевшие кулачки, и я тщетно пытаюсь согреть их колючими варежками. Под ногами трещит замёрзшая земля, сейчас ноябрь, но ее едва закрывает тонкая корочка снега. Тишина. Сзади слепят фары машины, припаркованной у берега. Момент-и я уже в черных фигурных коньках, подаренных пару лет назад отцом. Редко, когда удается вот так побыть наедине с собой: с лесом и этой дикой природой, ещё нетронутой человеком. Аккуратно ступаю на лёд, он держит меня и я доверяю этому месту. Не слежу за временем и это прекрасно, оно само ведёт меня вперёд, к самой середине озера. Объезжаю свежие лунки рыбаков, и заточенный металл под ногами разрезает твердую гладь. Постепенно привыкаю и страх отступает, можно набрать скорость и мне удается даже пару раз покружиться, сделать "ласточку". Последний раз каталась 5 лет назад, тогда ещё могла повторить фигурные «па», а сегодня просто вспоминаю как это было со мной в детстве. И никаких запретов, забот: чувствую себя свободно, так, что хочется кричать, но крик в этом месте неуместен- молчание громче всего, что может быть мной сказано и я растворяюсь в этой ночи. В этой тишине и одиноком поскрипывании коньков по едва схватившемуся льду. Морозный воздух настолько сильно сжимает лёгкие, что это приятнее всех самых крепких сигарет на свете, которые вам когда-либо довелось попробовать.