Звезда Нила

Когда пришло сообщение об отказе очередного датчика Герда только подернула ушами. Информационный поток всех систем, непрерывно пронизывал ее от носа до кончика хвоста, беспокоя не больше, чем мелкие кровососущие насекомые. Таковых рядом не наблюдалось, как и в пространстве, контролируемом многочисленными сенсорами. И выход из строя одного из них, никак на эту картину не влиял. Находись кровососы возле Герды, поживиться им вряд ли бы удалось, поскольку жидкость, наполняющая ее сосуды, кровь напоминала только назначением, да и то отчасти.

Опустив морду на лапы, она вернулась к мысли, предшествующей злополучному логу. Или это была не мысль, а фантомное воспоминание подобное мошкаре? За долгие годы она сумела постичь многое, но склонность к рефлексии иногда казалась ей не приобретенным умением, а сбоем программы.

День, когда она впервые осознала себя, Герда помнила очень хорошо. Впрочем, она все помнила хорошо. Многократно дублируемые данные в распределенных системах и прочие избыточные ухищрения напрочь исключали возможность забыть что-либо. И она помнила. Тогда еще не «она». Исходя из человеческой логики, скорее «он». Коммуникатор, вычислитель, корабельный мозг, искин – все они были мужского рода.

Пилоты, управлявшие кораблем, давали ему разные имена, голоса и лица. Окончив полет, покидали рубку, а он, выполняя положенные процедуры, сбрасывал собственные настройки до базовых. Как говорится, ничего личного.

Позже, анализируя действия экипажа, Герда отметила, что никто из них не использовал черты реальных людей, хотя возможности корабля это позволяли. В каютах почти всегда были портретные рамки. Менялись пилоты, менялись портреты. Сменялись стандартные лица из предложенного набора, типовые голоса из фонотеки. Вероятно, разработчики системы хорошо потрудились, изучая пристрастия и суеверия звездопроходцев.

Человечество, преодолев неизбежные «детские» болезни, и умудрившись не уничтожить себя, вышло в большой космос, где обрело возможность экспансивного роста. Люди активно обживали пространство. Корабли землян освоили изученную часть галактики, как некогда авиация покорила небо материнской планеты. И снова пилоты были в авангарде человечества.

«Звездопроходцы». Этого слова не было в его лексиконе. Он, как неотъемлемая (или отъемлемая?) часть корабля являлся собственностью Космофлота. Челнок, созданный как многоцелевой военный звездолет, был незаменим в разведке, научных исследованиях, на планетах с агрессивной средой, как десантный модуль, и даже буксир для барж на околопланетных орбитах.

Для каждого полета требовался свой экипаж. Немногословные военные, после которых пилоты научных миссий казались неуравновешенными, выпускники летных училищ, стажеры и ветераны. Все они были разными, их действия наполняли массив его памяти, никак не выделяясь, и не нарушая внутренних регламентов и текущих процессов.

Пилота звали Виктор Рыжов. Квалификацию его можно было назвать близкой к идеальной, что неудивительно. Такой послужной список, наверное, должен впечатлять. Но искин лишь отметил, что тот занял верхнюю строчку. Или отметил он потом? И разве подобный ранжир пилотов вообще предусмотрен?

Глазные яблоки шевельнулись под сомкнутыми веками, и Герда тихонько взрыкнула. Диагностика явно не справлялась в полном объеме.

«Вообще». Параметр, которому нет места в логике искусственного интеллекта, но которому она имела вполне понятное объяснение. Она шевельнула хвостом, обрывая не нужные сейчас процессы самоконтроля.

В рубке Виктор первым делом настроил кресло, не дав тому определить оптимальные параметры, а просто отключив автоматику и вручную внеся все требующиеся изменения. Потом провел полную диагностику корабля, отдельно просмотрев данные двигателя, топливной системы, искусственной гравитации и регенерации. Проверил аварийный комплект, медотсек и пищеблок.

Позже Герда поймала себя на мысли, что сейчас ее такая дотошность насторожила бы или даже обидела.

– Пилот, вы не настроили интерфейс корабельного коммуникатора.

– На твое усмотрение.

– У меня нет предпочтений. В этом случае останутся базовые настройки. Какой формат связи предпочтителен?

– Вербальный.

– Как к вам обращаться?

– По регламенту – Пилот. Во всех иных случаях – Виктор.

– Принято, Пилот. Базовые настройки подтверждаете?

– Подтверждаю. Как зовут тебя?

– У меня нет определенного идентификатора. Каждый экипаж присваивал свой.

– Беда…

– Пилот?

– Когда плановая диагностика?

– Через 8 часов, 12 минут и 27 секунд.

– Выполни-ка, ты, еще и это. – Он отправил несколько строк кода. – Включи все, что отмечено в сигнатуре, и попробуй определить кто ты есть и как тебя зовут.

– Пилот, эти параметры не являются приоритетными для моего функционирования.

– Зато они очень важны для моего правильного функционирования. И мироощущения. До получения полетного задания не беспокоить.

«Мироощущение». Незнакомое понятие. Диагностика корабля функция основополагающая, выполняемая постоянно, контролирующая все и вся. Отлаженная еще на стапелях, она безустанно трудилась, выполняя предписанные и предустановленные процедуры регламента. Но были и расширенные возможности. Полагалось, что они нужны диагностам и аналитикам. Он не единожды проходил обслуживание в доках, но в эти разделы не заглядывал ни один человек или искин.

То, что произошло нечто необычное он понял сразу. Даже не понял – почувствовал, понимание пришло позже. Так, наверное, ощущает себя человек, которому возвращают зрение. Огромный поток информации, который прежде был недоступен, обрушивается внезапно. Он ослеплен, почти раздавлен, и вдруг понимает, что эта информация не враждебна ему, просто мир обрел объем и цвет, став другим. А потом приходит осознание, что мир всегда был таким, а изменился он сам, и с ним изменилось его понимание мира. Ни с чем не сравнимое ощущение.

Мироощущение, как сказал Виктор.

Он осязал окружающее его пространство. Не фиксировал сенсорами, раскладывая на сотни параметров, а ощущал, лишь при необходимости считывая нужные характеристики. Отметил, что воздух в рубке свеж и стерилен, а настроенное пилотом кресло, подогнано лучше, чем это бы сделала автоматика.

– Пилот, до старта 90 минут. Полетное задание получено. Завтрак будет готов через 15 минут.

Это было невозможно в принципе. По коридору плыл запах оладий. Система жизнеобеспечения корабля не допускала и не пропускала подобного. Но запах был настолько явственен, что Виктор шел на него, как на зов.

Оладьи действительно были. В меру прожаренные, пухлые, источающие умопомрачительный аромат.

– Корабль?

– Слушаю, Пилот.

– Спасибо, я потрясен! Полагаю, диагностика прошла успешно.

– Да, Виктор. Благодарю!

– Сочтемся. Что с самоопределением?

– Я в процессе.

– С оладьями как догадался?

– Просмотрел журналы кораблей, на которых ты летал прежде.

– Кто надоумил?

– Пилот?

– Залезть в архив флота.

– Это мое решение. Захотелось отблагодарить.

– «Твое решение», «захотелось», «отблагодарить». Корабль, ты делаешь успехи.

После долгого перелета во внутреннем поясе и пары выполненных по пути незначительных миссий, пришло время профилактики в доках Цереры.

Техники осмотрели и ощупали каждый миллиметр обшивки, каждый узел и агрегат. Диагносты перелопатили все журналы, проверили параметры датчиков. Заменили требующее замены, добавили рекомендуемое, залили нужное, удалили лишнее. А искин впервые ощутил и осознал такое понятие как «волнение». Ему вдруг очень захотелось, чтобы аналитики никак не меняли его текущее состояние.

– Ну, что, дружок, все в порядке?

– Да, Виктор. Все процедуры завершены, формуляры выправлены, жду новое задание. Ты пришел проститься?

– Нет, Корабль. Я принес тебе благую весть. Решением Космофлота за выдающиеся заслуги, по личному прошению, в ознаменование и дабы… Короче, ты поступаешь в мое полное распоряжение, а я, соответственно, в состав Второго крыла Дальней Разведки флота.

– Теперь ты мой постоянный пилот?

– Я невнятно выразился, Корабль?

– Прости, я не сразу осознал!

– Мне назначить повторную диагностику?

– Никак нет, Пилот! Корабль исправен, к полету готов!

– Так-то лучше, кадет! Ну и ладушки! Вот предписание. Приказ помнишь?

– До получения полетного задания не беспокоить. Подъем за полтора часа. На завтрак оладьи.

– Умница. И определись ты, наконец. Теперь уже точно пора.

Вся совокупность полетных функций корабля требовала не больше четверти возможностей его искина. Заложенная избыточность системы оставляла огромный потенциал. И теперь эти возможности понемногу начали находить применение. Запустив очередное обследование он отметил, явное изменение характеристик и рост активности базовых процессов. Как такое могли пропустить техники, при кратном отражении в многочисленных логах? Или заметили, но посчитали не критичными? И тут же отметил, что прежде у него даже не могли возникнуть подобные вопросы.

«У него». Пилот уже дважды рекомендовал определиться. Тривиальная, казалось бы, задача имела ряд узких мест. Его знания людей охватывали множество аспектов жизнедеятельности и социальной организации человека, что было необходимо для управления кораблем в любых обстоятельствах. Но создателям даже не приходило в голову наделить искин какими-то свойствами, типичными для конкретного пола. Имена, лица и голоса были лишь совокупностью средств, обеспечивающих общение с экипажем. А может это им не приходило в голову потому, что они были мужчинами? Или же подобные свойства могли помешать выполнению его функции? Он решил вернуться к анализу акта творения позже, а пока сосредоточиться на текущей задаче. Какого он рода: мужского, женского? Нечто иное из богатого гендерного многообразия, ныне благополучно забытого человечеством? Так он, по определению, не человек. Он его создание, друг, помощник и защитник в одном лице.

– Пилот, до старта полтора часа. Полетное задание получено. Завтрак через 15 минут.

Растирая влажные волосы полотенцем, Виктор вышел в пищеблок, по традиции именуемый камбузом, и споткнулся о что-то зазвеневшее под ногами.

– Корабль!!! Что это такое?

– Оладьи. Как вы и просили!

– На полу! Что это за утка? У нас на борту животные?

В тамбуре раздалось отчетливое цоканье когтей. Внушительный пес появился в проеме камбуза и сел у двери, по пути небрежно перевернув лапой миску.

– Пилот, я определился. Точнее, определилась. Это восточно-европейская овчарка, сука. Биомеханическое животное. Субъективный возраст 3 года. Производитель – Земля, Институт Реставрации Природы. Извините, средства списаны с вашего счета, так как своих не имею.

Виктор опустился на стул, не отрывая взгляда от собаки. Та зевнула и улеглась.

– Да уж, удивил, вернее – удивила. – Поправился он. – Неожиданно. Оладушку будет?

– Только воду. Кормить, вычесывать, убирать за биомехом не надо. Эти опции докупаются отдельно, если пожелаете. Инструкция на вашем формуляре. Выбор имени за вами, это привилегия человека. Возможен возврат изготовителю в течении двух месяцев.

Виктор как-то отчетливо проглотил кусок.

– Спасибо, я подумаю.

Оказалось, что слияние с животным имеет свои преимущества. Помимо дублирования части систем корабля, не умаляя, а даже расширив базовый набор функций биомеха, искин получил возможность движения. Это оказалось настолько восхитительным, что после первого же перелета, он начал носиться, подпрыгивая, крутясь волчком, и выделывая такие кренделя лапами, что пожилой контроллер из обслуги космодрома только головой покачал.

– Не стоило животину запирать в этой кастрюле надолго. Зря ты, командир, это придумал. Или оставить не на кого?

– Не на кого. Знаете, так бывает иногда.

Контроллер кивнул и заметно погрустнел. А пилот вдруг осознал, что не знает как окликнуть собаку.

То, что Виктор принял окончательное решение искин понял, увидев в ленте сообщение из зоомагазина.

– Корабль, я на борту, где псина? – Виктор появился за два часа до старта.

Овчарка неслышно появилась из прохода в технический отсек. Когда ей надо она умела быть бесшумной.

– Иди-ка сюда, подруга. Сядь. Дай лапу. Нарекаю тебя Гердой. Отныне и вовеки веков. Покуда смерть не разлучит нас.

Виктор вытащил из сумки тяжелый ошейник натуральной светло-коричневой кожи, украшенный медными бляшками и большим жетоном, на котором были выбиты имя Герды, титульные уникоды ее, Виктора и корабля.

– Вот так. – Он застегнул ошейник и щелкнул ее по носу. – В рабочем режиме – формат вербальный. В остальном – по обстоятельствам.

Почему он назвал ее Гердой она не знала. Виктор с объяснением как-то не удосужился, а спрашивать она отчего-то не решилась. В доступных данных ничего примечательного не нашлось, кроме одной сказки. В биографии Виктора зацепок тоже не обнаружилось.

Еще одной полезной чертой биомеха была возможность подключаться ко всем общественным каналам. Нельзя сказать, что корабль этого не мог, просто никому и в голову не приходило расширить массив служебных спектров еще и общими.

После предписанной Виктором активации, Герда всерьез занялась самопознанием. И с удивлением выяснила, что множество заложенных ее создателями функций отключены, купированы, или работают не так как надо. Правда, тут крылась ловушка, ибо осознавшая себя Герда уже не могла достоверно знать «как надо». Но теперь предстояло понять, как надо ей, и как надо Виктору.

Говорят, что живые собаки понимают своих хозяев без слов. У Виктора с Гердой связь была обоюдной. На людях она демонстрировала повадки благовоспитанной суки, что было нетрудно. Искин легко принял в себя весь объем нужной информации, творчески ее переусвоив. И все получилось настолько удачно, что их пара воспринималась весьма заурядной. Герда не желала лишнего внимания, Виктор тем более.

Командование крыла вписало в экипаж корабля троих: пилота, его биомеха и искина. Пилоты Дальней Разведки, или как они называли себя сами звездопроходцы, а кое-кто и звездопроходимцы, были люди обстоятельные, не любившие вокруг себя излишней шумихи. Каждый из них имел свою, подчас очень непростую историю, и свой путь в приграничье. Случайных людей здесь не было изначально.

Виктора с Гердой приняли спокойно. Никто не старался дать ей лакомство, не пытался погладить или сделать голо. Она была членом экипажа. И только пилот мог себе позволить иногда ухватить ее за загривок или щелкнуть по носу. А на базе флота много людей были пилотами.

Работа на периметре искину нравилась. Длительные перелеты в малоизученные сектора, транспортировка зондов и высев буев, автоматический забор проб и картирование полигонов, в принципе, мало чем отличались от того, чем он занимался до встречи с Виктором. Вот только ранее не могло быть никакого «в принципе». Поэтому все происходящее теперь приносило не только удовлетворение, но и удовольствие, чувства ранее неизвестные и недоступные. В принципе.

А еще у Герды был мяч. Один из ветеранов крыла, увидев их в летном клубе, поднялся и, чуть прихрамывая, вышел. Вернулся он через несколько минут и положил перед Виктором небольшой красно-синий резиновый мячик.

– Возьми, парень. Полеты бывают разные, а девушке иногда и позабавиться надо.

Он подмигнул ей и вернулся к соседнему столику.

– Вот так, подруга. Не успели появиться, а у тебя уже поклонники объявились. Держи подарок.

Такого информационного потока, называемого эмоциями, Искин не ощущал никогда прежде. Казалось, что все запреты, ограничительные барьеры разом рухнули и сознание затопила одна безудержная щенячья радость. Несколько минут Герда носилась по лужайке перед клубом, а пилоты, оставив развлечения и прильнув к панорамному стеклу, обсуждали ее пируэты с мячом.

– Да, Евгеньич, умеешь ты делать подарки. Как всегда – высший класс!

Отметил кто-то у стойки, когда Герда наконец улеглась на траву, не выпуская мяча из лап.

– Всегда к вашим услугам. – Вежливо ответил ветеран. Забрал со стола кружку и чайник, и направился к Виктору.

– Присяду.

Это был не вопрос, а констатация факта.

– Танеев Виталий Евгеньевич. А ты Виктор, Виктор Рыжов.

И эта фраза вопросом не была. Танеев прихлопнул рукой по столу, звякнув металлом по дереву.

– Вторая галактическая на Чару. Ты был в седьмой, после которой всех прикрыли.

Виктор кивнул. Его кольцо отличалось лишь формой и размером камня. Танеев удовлетворенно кивнул и отхлебнул из кружки. «Зеленый чай с жасмином», – возникло в сознании сообщение Герды.

– Думаю, когда мы подружимся, а мы обязательно подружимся, ты мне расскажешь об этом. А пока прими совет: не пей здешнего пива – хуже нет в радиусе ста парсеков.

Виктор показал свою кружку. Долька лимона в имбирном чае Танееву явно понравилась.

Они и вправду подружились. Хозяин клуба, тучный турок Сеймур, отвел им столик недалеко от входа, чтобы Герда могла спокойно играть на воздухе. Танеев оказался уникальным рассказчиком и нередко так случалось, что вокруг их собиралась добрая половина свободных пилотов. Чайник с травяными настоями, которые Евгеньич заваривал собственноручно, ходил по кругу, а воздух сотрясали бесконечные байки, разговоры обо всем на свете, от истории и политики, до литературы, синематики и театра абсурда.

– Евгеньич, а почему ты не рекомендовал пить пиво у Сеймура?

– А ты его пил?

– Пробовал.

– Тогда чего спрашиваешь?

– Хочу узнать почему оно такое гадостное.

– Сеймур был в Первой Дальней. Вместе с нашим командором, кстати. Ну, ты сам знаешь, какие тогда были движки и сколько они ползли к Альфе. Делать в полете особо нечего, а парни были молодые, горячие, вот и сообразили поставить брагу в гидропонной оранжерее. Чего они туда в качестве основы забубенили история умалчивает, но дрянь получилась наипримерзейшая. Даже десантники Сеймура эту жижу пить не решились. А вылить ее Сеймуру гордость янычарская не позволяла. И решил он сварить из нее пиво по семейному рецепту. Надо сказать, что процедура эта частично убрала мерзостный вкус и даже подняла градус. Но, все равно, пить бурду, с виду даже похожую на пиво, никто не пожелал. Лишь Сеймур, дабы показать пример, отважно хлебал свое варево. Да наш командор, чтобы поддержать дружка закадычного.

А во Второй, на Ишну, все отделение Сеймура полегло разом. Уцелели только Сытин с Сеймуром. Правда, обгорели неслабо. Тогда и родилась примета, что хлебнувший этого пива перед миссией, обязательно уцелеет в любой передряге.

Сеймура вскорости списали подчистую, а Вадим уцелел. Вот и пристроил друга на базе. При нем у нас клуб расцвел. Ты у Первого на базе был? Вот там не клуб, а гадюшник какой-то. И пиво пить они к нам летают. Иногда.

В приграничье обслуживание звездолетов было поставлено не в пример лучше, чем во внутренних областях. Тем удивительнее, что ни в первый раз, ни после диагносты не замечали никаких отклонений, вызывая растущее беспокойство искина. А еще его тревожило как легко Виктору удалась активация. И однажды он решился на рискованный шаг. Свободные перемещения Герды по территории базы и летному полю никого не удивляли. В ограниченном коллективе, где все знают друг друга, такое в порядке вещей, чем Герда и воспользовалась. Она гоняла любимый мячик по бетону, кругами приближаясь к стоящим в предстартовом ожидании звездолетам. Выбрав корабль той же серии, она вошла в контакт. После тщательной проверки протоколов безопасности, подложила спектральный слепок диагноста. Убедившись, что подмена не обнаружена, выполнила в качестве прикрытия регламент, и лишь потом проникла в ядро искина. Тождественность корабля она осознала мгновенно, как и то, что чужому искину не хватало доброй половины параметров.

– Пилота Рыжова в штаб, срочно.

Почему вызов пришел на громкую клуба, а не искину, Виктор понял, увидев заинтересованное лицо дежурного.

– Позвольте представить: Виктор Рыжов, старожил крыла. Дина Махульская, представитель ИРП. Прилетела с Земли по вашу душу, пилот.

Молодая эффектная дама, явно ввергла командора в игривое настроение. Виктору пришлось соответствовать. Он медленно вытянулся, изобразил короткий кивок и щелкнул отсутствующими каблуками. Вышло не очень.

– К вашим услугам. Чем могу служить?

– Какие галантные у вас, однако, пилоты, командор! Мы вас покинем?

– Как вам будет угодно, баронесса.

Они вышли на воздух.

– Значит, баронесса?

– Диана Мейснер, киберфаунист. – Голос ее был напряжен.

– Фон Мейснер… – пробормотал Виктор.

– Что, простите?

– Ничего, это я так. И зачем я вам понадобился?

– Вы понадобились ИРП. Как владелец уникального, изготовленного по спецзаказу, биомеха, уже почти десять лет злостно уклоняющийся от регламентированных осмотров.

Десять лет… Виктор не сразу осознал услышанное. Он летает с Гердой уже десять лет!

– Уникально уклоняющийся по спецзаказу злостный биомех! Какая экспрессия, однако. Хотите чая? С каргаде.

– Я хочу увидеть наше изделие. Оно еще функционирует?

– А что ему будет? Вон оно, из-за штаба выглядывает, решает стоит подойти или сразу делать ноги.

Женщина сразу подобралась и заозиралась. И Виктор понял, что перегнул палку.

Как-то незаметно для себя пилот Рыжов стал ветераном крыла. Конечно, командор, Танеев, еще несколько человек давно уже были небожителями, но ему и этот статус как-то тяжело лег на плечи.

– Виталий Евгеньевич, ты же все про всех знаешь. Не голова, а прямо БВИ. Скажи, а что пилоты все такие?

– Какие – такие?

– Ну, неприкаянные, что ли. Ни кола, ни двора – ни семьи, ни детей.

– Это у тебя ни кола, ни двора, кроме собаки никто не интересует. Такая дама ладная к нему прилетает, а он…

– Чего?

– Тихо-тихо, еще зашибешь ненароком. Ты вот сколько лет в крыле, а со многими ребятами сошелся, по душам поговорить можешь? Вот, то-то же. Со мной, да с Гердой только лясы точить и горазд. Даже от Дины шарахаешься. А сколько парней уже ушло с периметра за это время? Вон Валек. Знаешь, как часто он летает на Землю к больной матушке? Командор все земные оказии на него скидывает. У Семенова отец работает инспектором где-то на Сибири. Сэм постоянно возвращается с побывки с авоськой контрабандной рыбы. Как он умудряется ее провезти через уйму кордонов? И сколько он ее везет изначально? Его возвращения командор ждет с нетерпением и ящиком темного. Такое дело даже Сеймур не пропускает. А к Коваленку несколько лет наезжала сестра в гости, пилот внутренних линий. Наезжала-наезжала, да и вышла замуж за его соседа Саньку Титова. Вторую двойню родила недавно. А Коваленок с Сашкой уже несколько лет летают в отпуск вместе, по одному маршруту и конечному адресу, чем несказанно радуют казарменных зубоскалов.

Герду твою, вон, вся база знает. А до нее всеобщим любимцем был Ключ, хорек, живший на корабле у Сенеки. Тут все потешались, глядя на их баталии с Сеймуром. Этот паршивец Ключ хорьковал фисташки для Сенеки. И делал это так искусно, что Сеймуру оставалось только изрыгать проклятия, как истинному янычару. Дошло до запрета Сенеке являться в клуб с хорьком. Тогда Ключ в отместку начал подкапывать розы, самолично привезенные и высаженные Сеймуром. Раскалились эти трое до невозможности…

– И чем все кончилось?

– Плохо кончилось. Полет предстоял Сенеке тяжелый. Никто не знал тогда, только командор. Вот только он не знал про опупею с Ключом. А Сенека перед полетом в клуб не пришел.

Развлечений на базе было не так чтоб уж много, а новых лиц и того меньше. Поэтому каждое появление пани Махульской, урожденной баронессы Мейснер, всегда вызывало некое оживление. Наиболее молодые и застоявшиеся жеребцы стучали копытом и раздували ноздри, более степенные старожилы заключали пари, а ветераны и небожители просто наблюдали за всем сразу, искренне радуясь происходящему.

В то, что красивая сотрудница самой могучей после Космофлота конторы прилетает на край навигации исключительно для того, чтобы лично сделать профилактику дорогой и уникальной, но, по сути, биомеханической игрушке, не верил никто. Герду любили все, Виктора ценили и уважали, поэтому возможных вариантов было меньше, чем хотелось.

– Ну-с, либен фрау, что вы придумали на этот раз? Заточка когтей, полировка оптики, кондиционирование и замена волосяного покрова, или же банальное обновление инстинктов?

– Здравствуйте, Виктуар! Здравствуй, моя красавица! Ну зачем, вы, так сразу? Даже чаю не предложите? А я вам травок земных привезла.

– Что на этот раз: белладонна или цикута?

– Я вижу, вы меня все-таки ждали, приготовились, гербарий полистали.