(Не) Царевна-лягушка

Глава 1. Побег из болота

Раньше я была великой черной жрицей, которую боялись гигантские хищные рептилии.

Теперь же я с трудом могу подчинить своей воле лягушку, чтобы оседлать ее брюхо и на мгновение выбраться из подземного склепа.

И что же я вижу?

Прошли тысячи лет, мой храм разграблен, дом затоплен, а дух – до сих пор не упокоен.

Смертные больше не молятся мне, мои алтари в лесу пусты, а мое имя – забыто.

И это очень злит. Очень.

Из-за этих ленивых рабов мой дух теперь не может вознестись в мир богов. Я застряла в этой илистой луже, где единственными моими подданными являются пауки и змеи, чтобы вечность гнить в земле, потому что, кажется, я умерла.

Но это не точно.

Почему-то я не могу покинуть склеп, словно привязана к своему гробу невидимой веревкой. Если бы я была по-настоящему мертва, то летала бы по всему миру, словно ветер, но я ограничена, скована, заточена.

И самое обидное – я не помню, как я умерла.

Это был самый обычный день: я легла спать и больше не проснулась. Точнее, проснулась только моя душа, а тело переместилось из пуховой кровати в свинцовый гроб, который навеки отделил мой дух от вечно молодого и прекрасного тела, которое невозможно было ни отравить, ни убить, ни заколдовать.

Я ведь самая грозная и могущественная черная жрица! И предусмотрела все, чтобы любой ценой оставаться вечно живой, пока не накоплю достаточно духовных сил, чтобы вернуться обратно в мир богов.

Но ничего, я со всем разберусь.

С течением времени я немного удлинила свою невидимую веревку и научилась сплетать ее с нитью жизни других существ, чтобы вырваться из подземного заточения.

Проклятие!

Сколько лягушек и жаб я переморила, пока научилась грамотно вселяться в их скользкие и противные тельца, зато теперь я могу удаляться от своей гробницы на целых тринадцать локтей, хотя раньше висела мешком рядом со своим телом.

Более того, за годы плена я заметила, что на убывающую луну веревка, связывающая меня с гробом, становится тоньше и длинней, а в новолуние поводок ослабляется настолько, что я могу допрыгать до соседнего болота, где раньше стоял мой храм, чтобы запрыгнуть в расколотую ритуальную чашу для жертвоприношений и гневно квакать, проклиная всех вокруг.

Но если я задержусь хоть на миг, и острый светлый серп новой луны застанет меня вдали от гробницы, то мой носитель мгновенно умрет – нить жизни порвется, и меня со страшной силой швырнет в мое илистое логово.

Сегодня в ночь новолуния я совершу еще одну дерзкую попытку побега и доскачу до каменного круга возле руин храма, чтобы призвать на помощь темные силы и освободить себя, великую черную жрицу Храма Змей, имя которой боялись произносить в ночи.

***

Я мужественно оседлала лягушку, отобранную мной также тщательно, как в свое время и ингредиенты для зелья вечной молодости и красоты – это была салатного цвета самочка с выпученными красными глазами, mortale ugara, которая выделяла яд, если оказывалась в зубах хищника.

Прямо, как и я, когда меня загоняли в угол, правда, на этот случай у меня всегда был припасен с собой отравленный клинок.

Сжавшись в черную злобную горошину, я втолкнула свою темную душонку в голову лягушки, проникнув через левый глаз. Теперь я была ядовитой прыгуньей-смертницей, которая будет скакать всю ночь до каменного круга, чтобы призвать на помощь Чернобога.

Надеюсь, он понимает язык лягушек! Я даже готова принести себя в жертву, лишь бы он сказал мне, что надо сделать, чтобы разорвать эти проклятые узы!

Мой отчаянный бег начался ровно в полночь, когда в силу ступил двадцать девятый лунный день.

Лягушка прыгала, словно сумасшедшая, насекомые в страхе шарахались от меня по сторонам, ведь я грозилась наслать смертельную порчу на любого, кто станет на моем пути. Я даже съела парочку назойливых мух – для острастки, чтобы эти жалкие смертные таракашки боялись меня, словно чумы.

Эх, если бы у меня было хоть немного больше личной силы, то я могла бы вселиться в более благородного и подходящего для меня носителя – в змею, например. Или в дракона. Жаль, что они все вымерли, и погубили их не смертные, а холод.

Как же все это унизительно.

Когда я верну былую мощь никто и никогда не должен узнать, что я была жалкой болотной лягушкой.

Тем временем я уже одолела десять локтей. Мой путь теперь пролегал по заболоченной храмовой площади, густо усеянной кувшинками и палой листовой, среди которой терпеливо затаились ужи. Если бы не моя плотная черная аура, окутывающая мой носитель, то меня бы давно убили и сожрали. Хвала темным силам, что хоть кто-то где-то помнит обо мне, иначе от моей личной силы вообще не осталось и следа.

Тридцать локтей преодолены!

До каменного круга осталось всего ничего – каких-то два-три локтя, но что, Тьма подери, там происходит?

Перед моими выпученными красными глазами вдруг пронеслась черная тень. Запахло кровью, потом и смертью. Черную болотную дрему разорвал звук летящей стрелы, которая пригвоздила бы меня к земле, если бы я, как сумасшедшая, не отпрыгнула в сторону каменного круга, умостившись на алтарной руне, символизирующей Чернобога.

– О, Боже! Дай мне знак! Помоги! Я застряла в мире людей! – что есть силы заквакала я, стараясь вложить в свой магический призыв всю свою оставшуюся личную силу.

– Он там! – крикнул мужчина. – Убей его! Он не должен вернуться!

Свистнула еще одна стрела и раздался приглушенный стон. Вдруг на меня рухнул ствол трухлявого дерева и заживо погреб в грязи. Я хотела выругаться и яростно заквакать, но внезапно мой рот наполнился горячей человеческой кровью.

Это было не дерево. На мне лежал мужчина. Молодой и полный сил, хотя жизнь его плавно иссякала, ведь он был ранен.

О, черные боги! Как же это волнительно. На мне уже тысячи лет не лежал мужчина.

– Переверни его, – снова приказал мужской голос. – Он еще жив?

– Да, но сейчас мы это исправим, – едким тоном произнес другой мужчина и вдруг схватил меня и поднес к раненому, в груди которого торчало древко стрелы, и сдавил так, что меня несколько раз вывернуло наизнанку.

Мой яд смешался с кровью. Моя жизнь смешалась со смертью.

Вдруг каменный круг полыхнул алым пламенем, и я почувствовала, что невидимый канат, тянущийся к моему телу, наконец, лопнул.

Глава 2. Злой царевич

– Как спалось, красавица?

Я открыла выпученные красные глаза и по-лягушачьи уставилась на перепачканное сажей лицо какого-то бродяги, от которого так нестерпимо разило нечистотами, что я чуть не заплакала.

– Отвали от меня! – яростно проквакала я, отчаянно вырываясь из его мертвой хватки, передавившей мне брюхо так, что я опять чуть не выблевала свои потроха.

Мужлан задрал голову и открыл рот, словно удав, готовый вот-вот меня проглотить, и вдруг мои внутренности перевернулись, и я выдавила из своей пасти ядовито-зеленую слизь, которую дикарь жадно проглотил, после чего оставил меня в покое.

– Так-то лучше. Если бы я не пил твой яд, давно бы сдох, – с ухмылкой произнес вонючий разбойник и со стоном прикоснулся к бурой повязки на груди, в которой совсем недавно торчала стрела, обломки которой теперь лежали на окровавленном каменном круге. – Стрела была отравлена. Тобой, между прочим. Но я снова выжил. Откуда ты вообще здесь взялась?

Мне тоже было интересно узнать, откуда он взялся в моем лесу? Когда я была великой и могущественной черной жрицей, всех проходимцев скармливали рептилиям по моему приказу!

Я надула пузырь, чтобы грозно квакнуть, как вдруг осознала, что сквозь крону почерневших дубов пробивается солнечный свет, а я до сих пор сижу на каменном круге в теле этой проклятой лягушки, вместо того, чтобы парить в сумраке подземной гробницы.

Неужели я свободна?

Я осторожно отпрыгнула в сторону, потом сделала еще три прыжка и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям.

Ничего.

Я больше не чувствую свое тело, словно оно по-настоящему умерло, но почему я тогда до сих пор здесь, в теле этой мерзкой жабы? Где же мой торжественный переход в мир богов?

– Иди сюда, – вдруг ласково произнес немытый мужлан и ловко поймал меня, ткнув в мое брюхо лезвием складного ножа. – Пора нам с тобой искупаться. Я нырну в озеро, а ты – в суп. Яда в тебе больше нет, а вот мякоти – достаточно, чтобы поддержать мои силы до обеда.

О, нет!

Да у меня одна кожа да кости! Накопай червей или разори муравейник, дикарь!

Я, конечно, хотела совершить великий переход, но не так. Быть заживо сваренной, а потом съеденной – это еще хуже, чем быть навеки заточенной в гробнице.

Тем временем бродяга уже поднес меня к бурлящему закопченному котелку, в котором плавала какие-то ветки и зеленые клубни.

Я изо всех сил вцепилась в его руку, стараясь выделить столько липкого яда, сколько смогу, но мое брюхо давно переварило мух, поэтому я сделала то, что делают все девицы, оказавшиеся в беде – позвала на помощь.

«О, Великий Отец Тьмы, Чернобог! Не дай мне умереть так позорно! Я была самой сильной и могущественной черной жрицей, залившей кровью храмы твои и погубившей тысячи врагов твоих! Останови его! Я тебе еще пригожусь!» – произнесла я пылкой скороговоркой, квакая, словно безумная, пока бродяга, грязно ругаясь, пытался отодрать меня от своей ладони, чтобы запихнуть в котел.

Наверное, моя лягушачья молитва была услышана, потому что немытый вдруг оставил меня в покое и замер, к чему-то настороженно прислушиваясь, затем ударом ноги отправил котелок в болото, в бешеной пляске затоптал угли и нырнул в густой куст осоки, прикрывшись корягой.

***

Моя лягушачья жизнь была спасена, но я затаила обиду и месть, поэтому несмотря на нестерпимое отвращение, которое питала к дикарю, запрыгнула к нему на живот и возбужденно заквакала, словно у моего сосуда начался период спаривания и я вот-вот отложу икру.

– Заглохни, – шикнул на меня оборванец, но я и не думала сдаваться.

Зуб за зуб, глаза за глаз – так говорят смертные, поэтому сейчас я наведу на след этого проходимца двоих головорезов, которые мягкой кошачьей походкой приближаются к нашему укрытию.

– Пусто! – хрипло гаркнул убийца и смачно сплюнул. – Где труп? Мне нужно его поганая башка, чтобы получить выкуп у его папаши.

– Его, наверное, утащила болотная ведьма, – дрожащим голосом отозвался его напарник. – Местные говорят, что это проклятое болото. Покойница наслала моровую порчу, и теперь мертвецы здесь оживают, чтобы вечно его охранять. А еще здесь спрятан храм, сложенный из черепов, и золота в нем столько, что можно вымостить дорогу через Мертвый лес с востока на запад…

– Заткнись, болван! Ищи след! Он не мог далеко уползти! Его подстрелил старший царевич Здебор – лучший охотник Тарнхолма, а отравил средний царевич Мстивой, мастер ядов, поэтому дни его сочтены.

– Почему же тогда они сами не отрезали ему голову? – жалобно спросил тощий убийца, с опаской ступая по болотистой почве.

– Не могут. Какая-то ведьма заколдовала их, чтобы не поубивали друг друга. Царь междоусобицы боялся, да все зря. Царевичи руками наемников друг другу поубивали. Только двое из семи выжило.

– Трое! – испуганно пискнул наемник. – Царевич Хотен еще жив.

– Не жилец он, говорю. Вот же проклятая душа, – с досадой процедил здоровяк, обнаружив разбросанные еле теплые угли. – Это падла даже пожрать успела. Надо было его в младенчестве грохнуть. Жрец предсказал, что он станет братоубийцей. Это из-за него вся эта резня началась. Царь поздно одумался. Только сложно его убить. Хитрый, как змей. Злой, как волк. А это что за дрянь?

Крупный головорез склонился над багровыми каплями, ведущими к кусту осоки, и настороженно обнюхал их, словно пес, взявший след.

– Кровь? – дрожащим голосом предположил тощий напарник.

– Вижу, что кровь. Я мясником батрачу. Какого Лешего? Это что, угарка квакает? Ее же лет как десять извели. За нее триста рубиев дадут, не меньше…

Я усилила дикие кваканья в надежде, что толстяк догадается поискать меня в зарослях осоки, но грязный царевич решил, что лучшая защита – это нападение, и первым бросился на мясника, зарезав его, словно борова.

Тощий приятель бросился наутек, но успел сделать только пару шагов – в его затылок вонзился нож, и он плашмя рухнул в болото, которое проглотило его с довольным утробным чавканьем.

– Это все из-за тебя, – с укором сказал мне царевич-оборванец, снова вцепившись в мое брюхо. – Вот же болван. Не догадался продать. Мешок золота выручу. Тогда и на зелья хватит, и на корчму.

– И на шлюх, – с усмешкой добавил он.

Глава 3. Магическая связь

Он назвал меня «болотной старухой»?

Меня, великую, могущественную и прекрасную черную жрицу, повелительницу сил хаоса и тьмы, владычицу Храма Змей, способную одной силой мысли обратить время вспять и оживить армию мертвецов?

Какой-то грязный царевич-оборванец в вонючих обносках посмел запихнуть меня в нагрудный карман своей засаленной куртки, чтобы продать на какой-то толкучке, словно жалкую рабыню?

О, Чернобог! Ты слишком суров ко мне!

Этот человек испытывает мое каменное терпение, но месть – это блюдо, которое надо подавать холодным, поэтому я обязательно отплачу этому гадкому, мерзкому…

– Хватит квакать, красавица, – тихо пробормотал бродяга и похлопал себя по карману. – Не привлекай внимание. Меня вообще-то ищут. Будь умницей.

Быть умницей?!

Да я сейчас надорву жилы, но сделаю так, чтобы тебя схватили и отрубили голову, проклятый смертный!

Еще какое-то время и дико и яростно квакала, мерно покачиваясь в темноте, а потом погрузилась в некое подобие сна, из которого меня вырвал гул вопящих голосов:

– Покупаем свежую кровь! Свежая человеческая кровь! Для черных обрядов, порчи и злобного колдовства!

– Чудесное зелье! Омолаживает с первого глотка. Правда, есть побочный эффект – кожа может отвалиться, старая, конечно. Новая потом отрастет. А вот и мазь, которая усилит ее рост!

– Говорящий попугай, одержимый духом злобной болотной ведьмы! Предскажет будущее всего за один рубий! Подходи, налетай, судьбу узнавай!

Высунув голову из кармана, я потрясенно квакнула.

О, черные боги.

Я впервые была на этой самой толкучке, и этот балаган напомнил мне табор бродячих шутов, которые по ошибке забредали в мои леса, чтобы бесследно сгинуть на жертвенных алтарях.

Мы были в деревянном городишке, построенном на болоте, улицы которого были вымощены почерневшими от сырости досками. Со всех сторон нас окружили грязные дырявые палатки, в которых хромые, косые и горбатые смертные продавали хлам, на который не позарится даже нищий.

Закопченные желтые фонари с трудом разгоняли клубы плотного тумана, клочьями висевшего над землей. Сквозь марево были едва видны луковичные деревянные купола прижавшихся друг к другу резных перекошенных домишек.

Да уж, в мое время даже крысы жили лучше.

Вдруг царевич-оборванец схватил меня за лапу и отдал уродливой старухе в черной палатке, которая с интересом обнюхала меня горбатым пупырчатым носом, а потом лизнула синюшным языком.

– В ней нет яда. Сто восемьдесят рубиев, – прошепелявила она.

– Э, нет, бабуля. Я самолично осушил, – с усмешкой возразил бродяга и скрестил на груди руки. – Двести.

– Какая же я тебе «бабуля»? Я вообще-то моложе тебя. Это все чернуха и откаты. Яды тоже красоты не добавляют, поэтому за намек на мой возраст – сто пятьдесят рубиев.

– Э, нет, шельма…

– Меня вообще-то Шемахой зовут.

– Не важно! – потерял терпение немытый царевич. – Это чистокровная угарка! На себе проверил!

– Врешь. Ее яд смертелен, – возразила старуха.

– Я запойный отравник. Напоминаю, угарки – вымирающий вид.

– Поэтому ценный и дорогой, – пробормотала в ответ Шемаха и хитро прищурила один глаз. – Его может позволить себе только царь. Или его беглый сыночек.

– Не придумывай, бабуля. Я обычный наемник.

– Как и все мы, – хмыкнула в ответ старая женщина.

– Я сказал, что нашел ее на Морильском болоте? Она сидела на каменном алтаре твоего божества. Того самого, чей идол ты регулярно окропляешь кровью в лесу, поэтому сто девяносто рубиев и точка.

– Сперва я должна ее проверить. Если серебро почернеет, то сделка, – деловито прошепелявила женщина и вонзила иголку в мою правую лапу.

***

– Твою ж мать! – выругался царевич и вдруг подпрыгнул на левой ноге.

Боли я не ощутила – так, легкий укол, словно комар укусил, зато левый сапог царевича-оборванца моментально набряк кровью, словно кто-то пробил его невидимой стрелой.

Серебряная игла почернела и упругий мешочек, набитый рубиями, перекочевал из морщинистых рук старухи к вонючему бродяге, который, ругаясь, старательно перевязывал рану на ступне.

Вдруг, довольно хмыкнув, Шемаха ткнула мне в правый глаз желтым сломанным ногтем, и я возмущенно квакнула, но мой крик заглушил поток отборной мужской брани.

– Мой глаз! Прекращай, иначе кишки выпущу, – пригрозил старой женщине немытый.

– Глаз. Точно. Один красный, а другой черный… это не лягушка, – прошепелявила в ответ Шемаха и с интересом уставилась на царевича, яростно трущего правую глазницу.

– И кто же? Леший? – зло отозвался беглый.

– Ведьма.

– Сама ты ведьма!

– Я говорю, ведьма на тебя порчу поставила, сынок. Очень сильную. Через эту лягушку. Кто ей вред причинит, тот и тебя убьет. Любопытно, наоборот действует? Надо проверить, – пробормотала старуха, схватила оборванца за руку и уколола иглой его указательный палец.

На моей лапе вспучилась кровавая горошинка.

О, черные боги. Только не это.

– Так это ты, наверное, порчу и поставила? – с ухмылкой спросил вонючий царевич, пронзив лицо старухи убийственным взглядом.

– Зачем же такой ингредиент на глупости тратить?

– Тогда сними ее!

– Не я ставила, не мне и снимать.

– Я заплачу.

– Я сама заплачу, чтобы узнать, кто это сделал. Это очень древнее и сильное колдовство. Люди так уже не умеют, – со вздохом ответила Шемаха и задумалась.

Конечно, не умеют!

Ни одно ведьме не под силу заколдовать меня даже в теле лягушки! Эти чары наложил на меня Чернобог, и только он может их снять!

Проклятие.

– Квакни один раз, если ты слуга ведьмы, – вдруг пробормотала старуха, и я молча выпучила на нее глаза, хотя мне было что ей сказать о своем высоком статусе.

– Квакни два раза, если считаешь меня красавчиком, – передразнил Шемаху беглый царевич.

Каменный круг, конечно, не порча, но свою гиблую роль сыграл – теперь я связана не со своим телом в гробнице, а с этим идиотом.

– Квакни три раза, если обладаешь человеческим разумом, – прошепелявила старая женщина, и я послушно три раза квакнула, хотя разум у меня определенно божественного происхождения.

– Вот видишь, сынок, это мудрая лягушка, колдовством наделенная.

– Да ты с ума сошла, старая! Это просто совпадение! – воскликнул оборванец и раздраженно прикусил губу.

– Тогда квакни тринадцать раз, если понимаешь мою речь, – сказала мне Шемаха, и в гробовой тишине я тринадцать раз квакнула:

– Как. Же. Меня. Достало. Быть. Лягушкой. Любой. Ценой. Я. Разорву. Эту. Связь. Клянусь.

Глава 4. Корчма Боли

– Бродягам нельзя, – прогрохотал здоровый охранник и схватил царевича-оборванца за грязный рукав куртки, перекрыв вход в приземистую деревянную нору, над которой висел кусок облупившейся таблички «Корчма Боли».

О, черные боги!

Что еще за корчма боли? Здесь пытают гостей? Еда настолько отвратительна, что лучше умереть от голода?

– «Болиголов», – вдруг с ухмылкой пробормотал оборванец, словно прочитал мои мысли. – Местечко для воров и убийц, где отравлено все: хлеб, вино, мясо и даже бумага в нужнике. Понятно, жаба? Квакни, что поняла.

Когда беглый царевич выкупил меня у Шемахи, пригрозив ее сжечь, если она не найдет способ разорвать со мной связь, то стал крайне общительным, но я упорно молчу, ведь не разговариваю с животными.

– Что ты сказал? – взбеленился охранник, но рубий, ловко нырнувший в его карман, сразу же превратил его в любезнейшего из смертных. – Называй меня, как хочешь, парень, но со своей едой – нельзя.

Едой? О, боги!

Мой лягушачий взгляд упал на почерневшую доску, на которой был нацарапан перечень местной стряпни, и суп с жабьими потрохами был первым.

– Это не еда, а мой… талисман. И если я обнаружу его в котле, то отрежу тебе хрен. Усек? – раздраженным тоном произнес оборванец, тыча мной в лицо здоровяку.

– Пусти его, – вдруг тихо произнес хозяин корчмы.

– Так он же того, – сказал охранник и выразительно покрутил пальцем у своего виска.

– Эй, хозяин! Мне нужен стол в углу на двоих, – бесцеремонно перебил перешептывающихся мужчин вонючий царевич, бросил на деревянную стойку мешочек с деньгами и направился к лавкам за каменной печью.

– Ждете гостя, милейший? – залебезил корчмарь, суетливо протирая стол замызганным передником и расставляя глиняную посуду.

– Это для жабы, – спокойно ответил царевич.

– Ты есть будешь? – спросил он уже меня, посадив на тарелку. – Квакни раз, если хочешь, и два, если считаешь меня козлом.

Я еле сдержалась, чтобы не квакнуть дважды, и выдавила из себя сдавленное бульканье.

Мухи уже давно переварились, поэтому я была не прочь чем-нибудь перекусить, да и в горле пересохло.

Интересно, здесь подают вино «Змеиная кровь»?

Оборванец довольно хмыкнул, перевел развеселившийся взгляд на корчмаря и серьезным тоном произнес:

– Жаба хочет есть. Принеси горшок с водой и тухлое мясо. И чтобы мух побольше. И личинок. А мне – то же самое, только свежее. И кувшин вина.

Беглый царевич перевел на меня ошалевший взгляд и вдруг сокрушенно покачал головой.

– Нет, тащи бочонок. Здесь тяжелый случай, – добавил он.

Корчмарь побледнел, как мертвец, уронил нож на пол, быстро поднял, а затем пролепетал:

– Да-с, милейший. Конечно. Все будет в точности исполнено.

***

Вечер начинался не так уж и плохо.

В корчме было полным-полно смертных, но никто и близко не подходил к столику беглого царевича, словно он был огорожен забором из черепов.

Пока оборванец опустошал кувшин за кувшином, я слопала с десяток мух и даже пару личинок.

О, Чернобог!

Никто и никогда не должен узнать, как низко я пала, иначе моей славе великой, могущественной и прекрасной черной жрицы – конец.

Кто будет бояться и уважать меня, если узнает, что я сидела на куче тухлятины в дырявом горшке?

– Итак, жаба, я достаточно пьян, чтобы начать разговор, – с усмешкой сказал грязный царевич и громко икнул. – Квакни, если поняла.

Я смерила его презрительным лягушачьим взглядом.

Мне не понравилось, что он дал мне такое унизительное прозвище.

Жаба!

Я великая и могущественная черная жрица! Владычица Храма Змей! Богиня тайн и черного колдовства! Хозяйка смерти! Мать ужаса! Жена мести! Сестра гнева!

Видимо, в порыве ярости я все же квакнула, потому что немытый с гадкой улыбочкой продолжил:

– Имя у тебя есть? – спросил царевич и опрокинул в себя чарку вина. – Квакни раз, если да.

Мое имя.

Я дико выпучила глаза на ухмыляющегося бродягу и поймала его испытывающий взгляд, словно нырнула в зеленую топь, покрытую ряской.

Вдруг из моей лягушачьей головы вылетело все, что я с таким достоинством и гордостью хотела сказать.

Мое имя?

О, черные боги. Кажется, вселение в лягушку чревато одним серьезным недостатком – короткой памятью. Как же меня, Тьма подери, зовут?

Мое имя!

Ну, такое яркое и сильное, внушающее ужас… Его все знали и боялись произносить в ночи…

Мое имя…

Я забыла.

– Проклятие! – выругался царевич, окончательно потеряв терпение. – Чтобы снять порчу, я должен узнать твое имя, ведьма!

Ну, что за глупый смертный?

Я вообще не занимаюсь причинением мелкого личностного вреда.

Мое предназначение – мор, чума и проказа, а также воскрешение мертвецов. Все это сделал с ним Чернобог, чтобы я, наконец, выбралась из болота. Жалкие людишки меня не интересуют.

– Постой-ка, не так быстро, – вдруг перебил поток моих кваков оборванец. – Так, может, ты злая ведьма, что лет двадцать назад жила на Мертвом болоте? Местные утопили ее. Как же ее звали? Точно. Бабка Суханка! Она присухами баловалась, мужиков губила. Так-так. Завтра отнесу тебя к Шемахе порчу снять. Мне забот и без жаб хватает.

Что за бред!

Я не бабка Суханка! На моих глазах Храм Змей оброс лесом и опустился на дно болота на двести локтей! Мне несколько тысяч лет!

– Не ори на меня, жаба! – крикнул царевич и грозно стукнул кулаком по столу, пронзив мою тушку свирепым хмельным взглядом. – Хватит на меня квакать!