О Тане

На следующий день Толик вылетел в Россию. Это была его первая поездка в новом, уже хорошо забытом качестве свободного человека. Семь лет назад рейс Нью-Йорк – Москва привез его к Тане, а сейчас он будто бы уносит его от нее, и происходит это не только и не столько географически и физически, сколько духовно. Толик сидел в кресле самолета и думал, что несмотря на то, что он еще молод, у него уже столько воспоминаний, и они все такие живые, и подчас такие терзающие… Как же живут старики? Это ж сколько всего они помнят! Ведь порой так сложно воспринимать изменившуюся реальность на фоне своих воспоминаний, которые не покидают тебя ни на минуту!

***

Теплым летним вечером, еще не перестоившийся на российское время, Толик стоял у окна своей комнаты, опершись на подоконник и смотрел во двор. Его небольшой провинциальный город был невероятно зелен, не в пример Ванкуверу. Он заметил во дворе соседскую девченку, которую помнил еще ребенком. Он не сразу узнал ее – сколько же ей сейчас лет? Неужели девятнадцать? Так выросла, похорошела. Вот она выходит из иномарки своего такого же как она, молодого парня и они заходят в ее подъезд. Часом раньше ее родители уехали на дачу, и судя по всему, квартира в их распоряжении на целый уикенд. Молодость, безудержный секс, дикая жажда жизни… Толик с мечтательной улыбкой на лице вспомнил те дни, когда этот двор видел его таким же – девятнадцатилетним, счастливым, влюбленным, и с Таней… Они также были рады остаться вдвоем, и также не спали ночи напролет, будучи не в состоянии утолить это желание, эту постоянную потребность друг в друге, эту страсть…

Толик почувствовал себя старым. «Двадцать пять лет, а ощущение такое, что все яркие события, всю свою молодость я уже прожил здесь, с Таней, еще до отъезда в Канаду, – подумал он. – Я завидую этим молодым ребятам, ведь молодость – это то, что дается нам один единственный раз, и нужна недюжинная мудрость, чтобы этот дар молодости не просто прошел, оставив яркие воспоминания, а чтобы мы взяли из своей молодости то главное, что представляет истинную ценность, и то без чего нам будет так пусто потом. Я не смог этого сделать. Я оставил Таню там – даже не в Канаде, нет… я оставил ее в своей молодости, можно сказать, потерял во времени…

Толик хотел как можно быстрее увидеть друзей. В особенности, ему хотелось увидеть Машу, с которой он практически каждый день переписывался. Хоть и незначительно, но общение с ней помогло Толику пережить расставание с Таней, которая каждый раз ехидничала, когда ему приходило новое смс-сообщение:

Salvation, bring me out of here tonight…

– кричал в такие моменты сотовый телефон Толика на всю квартиру, и правда каждое новое сообщение от Маши было как небольшое кратковременное спасение, как своего рода напоминание, что вне стен этой квартиры тоже есть мир, и в этом мире есть люди, которым не в пример Тане, Толик не безразличен.

И Толик, и Таня знали, что очередное смс-сообщение, скорее всего от Маши, равно как оба знали, что Маша вполне счастлива в браке и сидя дома с ребенком, ей просто не хватает общения.

– Не стоит всех по себе мерять! – злился Толик на Танины подколы. – Мы с Машей действительно просто друзья, в отличие от тебя с Васей! Еще имела наглость неадекватным меня называть, когда я прекрасно видел какие из вас «друзья»! – закипал он. Но Таня совершенно не реагировала, время от времени криво ухмыляясь.

Теперь же все было позади. Словно очнувшись от кошмара, Толик резко прервал негативные воспоминания, и намеренно перестав думать о ком-либо, попробовал уснуть. «Это невероятно – все связаны, будто одной нитью. Про кого ни начни думать, выходишь на Таню, и на душе становится гадко. Надеюсь это пройдет со временем», – успокоил он себя и закрыл глаза.

На следующее утро Толик позвонил Маше.

– Привет, вот он – я! – бодро начал Толик.

– Оооо! Привет! – с неподдельной радостью откликнулась Маша.

– Куда-нибудь съездить надо?

– А, кстати, да! В … – Маша всегда молниеносно называла место, куда ей край как надо было съездить, и сегодняшний день не стал исключением.

Сразу после отъезда Толика в Канаду зимой, Маша провела себе в квартиру Интернет, и то и дело присылала Толику свои фотографии, а он глядя на них, не переставал восхищаться ею и корить себя. С тех пор как они еще подростками жили вместе в квартире его родителей, он не мог забыть те необычные отношения, что были у них, и никак не мог простить себе, что не разглядел тогда в ней то, что видел сейчас – идеальную жену, которая даже сидя дома с ребенком остается привлекательной и желанной.

После первой нынешним летом встречи с Машей, Толик едва успел доехать до дома, чтобы не растерять строки о ней, так навязчиво пришедшие в голову. Он давно не писал стихов, но тут был приятно удивлен тем, как встреча с Машей изменила это.

You’re all that I want in a woman

I should have known from the start

You’re all that I want in a woman

Should have known it

Now it is breaking my heart

Wanna spend my life only beside you

Being near you and seeing you around

Now I know what I lost when I let go

Doesn’t matter, as now I have found

All that I want in a woman

Sitting in front of me now

All that I want in a woman

That my love’s gonna get me somehow…

Закончив писать, Толик еще раз перечитал свой свежий стих и порадовался тому как с первого раза точно выразил свои чувства. Да, Маша – это воплощение всего, что он хочет видеть в своей женщине: симпатичная, вежливая, умная, прощающая, заботливая мать и страстная жена… перечислять можно было до бесконечности. Однако, от всего этого он отказался по своей же воле… Ну не дурак ли!

Толику с Машей всегда было куда съездить, что сделать, и она всегда находила что-то, в чем было не обойтись без его помощи. В торговых центрах они подолгу выбирали ей платья, в дождь втроем с Машиной дочкой они сидели под зонтом на лавочке в парке, и Толик раньше наблюдавший подобную картину разве что в фильмах, отмечал что это очень необычно и романтично. Поздним вечером, когда уже было темно, сидя на заднем сиденьи машины и обнимая спящую дочку, Маша говорила что еще не хочет домой, и тогда Толик заезжал на заправку, выбирал более длинную дорогу, и они приезжали еще на полчаса позже. Иногда у подъезда их уже ждал Машин муж Сева, который выгружая бесчисленные пакеты из машины, благодарил Толика за помощь, а Толик мог лишь догадываться о том, что Сева на самом деле думал.

Возможно, причины ангельского терпения Севы к происходившему крылись в их с Машей недавнем семейном конфликте, едва не приведшим к разводу. Теперь он хотел показать себя в лучшем свете, и даже предложил Маше съездить на отдых вместе с Толиком. Та охотно откликнулась на предложение. Вдвоем с Толиком они даже сходили в турфирму, чтобы выбрать устраивающий тур, но в последний момент Толик отказался от этой затеи. Он понимал, что это только усугубит конфликт между Севой и Машей, а кроме того был уверен, что на курорте, вдали ото всех, он сам не упустит возможность вспомнить с Машей былое. Понимала ли это Маша? Быть может она хотела того же? Но Толику не нужен был курортный роман. Он не отказался бы от Маши, но вместе с тем, он не хотел обладать ею лишь на море, вдали от их реальной жизни. Его устроило бы наличие Маши рядом на всю оставшуюся жизнь. Иначе… иначе это была бы очередная рана, и не важно, была бы эта рана нанесена отказом Маши или же ее согласием на кратковременную связь. Толик понимал, что еще одно фиаско с дорогим ему человеком окончательно выбьет его из колеи.

***

Через несколько дней после отъезда Толика, у Маши намечался день рождения, и они решили встретиться по этому поводу, пока он еще не улетел. Сева как всегда был в командировке, чему в этот раз она, казалось была даже рада. Вечером Толик приехал к Маше с тортом, цветами и бутылкой шампанского. По пути к Маше, он отметил, что давно не испытывал подобного душевного подъема, наверное с университета, когда также набрав продуктов, он бежал к Тане. Сегодня давние эмоции вновь дали о себе знать, теперь уже благодаря Маше.

Уложив ребенка спать, они расположились на кухне, а когда торт был съеден и шампанское выпито, переместились в гостиную. Полулежа на диване в легких объятиях друг друга, они болтали ни о чем. Маша смотрела на Толика своими большими голубыми глазами. Было глубоко заполночь, когда он решил, что ему пора ехать домой. Упрямое воображение рисовало картину того, как он остается и они с Машей всю ночь занимаются любовью, уже без тинейджерских страхов, но он не мог представить как подобное может произойти с ними в действительности. Маша вышла проводить его в прихожую, и как когда-то с Таней, он простоял в обнимку с Машей еще добрых двадцать минут. На прощанье он поцеловал ее в лоб, и они договорились о завтрашней встрече.

Казалось, что Маша снова привыкает к Толику. Время, только лишь время. Он был уверен, что при его наличии они снова сблизятся, но как раз-таки времени у него и не было – нужно было возвращаться в Нью-Йорк. Толик поклялся себе никогда больше не думать о Маше как о женщине и даже порадовался тому, что ничего не случилось.

– Машка – молодец, а я дурак, что не видел этого, когда было мое время, – думал Толик. – А сейчас нужно понимать, что мое время с ней ушло. Тут его мысли сосредоточились на нехорошей статистике.

– Ты уже отпустил двух классных девушек, – сказал он себе. – Я тебя умоляю, не сделай этого еще раз… Жизнь не будет постоянно давать тебе подарки, которые ты с такой легкостью передариваешь другим…

Сентябрь – Ноябрь 2008

Толик, как и было запланировано, вернулся в Америку. Однако, переезд на восточное побережье ничего кардинально не изменил. Закрывая глаза перед сном, Толик по-прежнему вспоминал Таню и те пять дней, что год назад провел с ней здесь, в Нью-Йорке. Он помнил как уговорил Таню поехать вдвоем в это путешествие, ставшее их последним совместным мероприятием. Эти несколько дней были яркими, наполненными событиями и впечатлениями. Чего стоила одна только поездка на Ниагарский водопад! А потом, поздним дождливым вечером они вернулись в Ванкувер, и эта мрачная погода и пустынные ночные улицы были молчаливыми свидетелями конца их отношений…

***

Сидя в своей крохотной нью-йоркской квартирке при свете настольной лампы, слушая шум дождя, Толик часто переписывался с Таней в чате, за что страшно ругал себя, ведь ему надо было забыть ее. Таня живо интересовалась его делами, а Толик нехотя отвечал на ее вопросы, потому как все происходящее напоминало ему допрос с пристрастием. Что она хотела услышать? Что он по-прежнему любит ее? Да он этого и не скрывал… разве что не кричал об этом. А еще он понимал, что у Тани ничего не изменилось. Он даже представлял себе дорогу, по которой она каждый день ходит на ту же самую работу, рядом с ней все тот же Вася, и вообще все вокруг то же самое, как и было, когда они разъехались весной.

– Знаешь, нам не стоит общаться, – написал ей Толик однажды, когда они в очередной раз встретились онлайн. – После всего, что произошло между нами – это просто кощунственно. Сейчас я удалю тебя, а ты удали меня, – и нажал на кнопку.

В последних числах сентября Толик вспомнил, что через несколько дней будет Танин день рождения. Накануне ее юбилея, Толик прогулялся с фотоаппаратом по тому Нью-Йорку, где год назад они были вдвоем. Среди посещенных ими мест был небольшой парк со скульптурами бегущих собак. Толик вспомнил как тогда Таня, так любящая собак, забралась на одну из них и он сфотографировал ее умиляющееся личико. Толик присел рядом с той самой собакой, на вытянутой руке навел объектив фотоаппарата на себя и сделал снимок. Нажав клавишу предпросмотра, он увидел, что его лицо слишком грустное. Тогда он попробовал еще раз, и еще, и еще, сделав не один десяток одинаковых кадров. Ему хотелось зафиксировать наиболее нейтральное выражение своего лица, чтобы ненароком не вызвать жалость. Он знал, что Таня нисколько не сожалеет об их разрыве, а значит надо показать, что и после нее он живет, а не существует. Кадры множилось, но были похожи друг на друга. Можно было провести рядом с этой собакой весь день, так и не добившись желаемого снимка.

Вернувшись домой, Толик сел за компьютер и быстро смастерил небольшой коллаж из Таниных прошлых фотографий и снимков с сегодняшнего похода. «Танечка, с днем рождения! Ты – умница, и у тебя все получится, цвети дальше! Я всегда с тобой!», – написал он поверх фотографий, и послал только что созданную открытку на Танин электронный ящик.

– Спасибо большое! – написала Таня на следующий день. – Мне очень понравилось! Я даже плакала… Умеешь же ты меня до слез довести!

Толик представил как она плачет и тоже заплакал от осознания того, как ему не хватает ее, и как сильно он хотел бы обнять ее, если бы оказался рядом в тот момент. Без Тани на душе было пусто. Однако, общения с ней в его жизни больше не было, равно как не было больше повода для этого общения. Поздравлять ее больше было не с чем, а переписываться ни о чем, каждый раз параллельно представляя ее нынешнюю жизнь с другим, было бы настоящим садомазохизмом. И без того, каждый день засыпая, Толик думал о Тане, а наутро понимал, что даже в свои последние дни жизни с ней, он был куда счастливее чем сейчас, когда весь негатив был уже позади.

Декабрь 2008

Толик ждал декабрь. На третье число у него был куплен билет в Россию в один конец. Толик был полон решимости уехать из Северной Америки, где его жизнь уже давно шла по сценарию, прямо противоположному тому, который он рисовал себе четыре года назад, когда переехал сюда. «Просто здесь в каждом из нас проявились те качества, о которых никто и никогда бы не узнал, останься мы тогда в России», – думал он.

«Домо-ооой!» – еле слышно пропел Толик строчки песни, которая была его своеобразным гимном, когда он закончив первый курс университета, впервые посетил США. Тогда он восемнадцатилетний, поднимаясь над аэропортом Джона Кеннеди, со всей присущей молодости горячностью пообещал себе, что если и вернется сюда, то не раньше, чем ему стукнет сорок… Просто так – сорок, потому что казалось, что это наступит еще очень и очень нескоро. Однако, он вернулся обратно меньше чем через три года… вернулся, чтобы потерять то, что создал улетев отсюда. «Все приключения когда-то закончатся, и мы вернемся домой», – вспомнил Толик слова Вани из «Глобал текнолоджис», исколесившего в своих командировках пол-планеты. Что ж, вот кажется и настало время приключениям Толика подойти к концу, а ему – вернуться домой.

***

В назначенный день Толик весело и быстро, нарушая все скоростные режимы, ехал в аэропорт. Большие американские штрафы были ему уже не страшны. В машине громко звучал диск с любимыми песнями, за окном светило не по-декабрьски жаркое солнце, и аэропорт появился на горизонте на несколько минут раньше времени, отведенного навигатором. Толик въехал на подземную парковку, сдал прокатный автомобиль, и катя за собой чемодан, быстрым шагом прошел в зал регистрации. Последние часы до полета пролетели со скоростью нескольких минут. Толик сел в самолет и на душе стало легко. Скоро он прилетит домой, и скоро надо будет снова строить свою жизнь с нуля, снова сражаться. Он уже немного забыл как это делается, но он обязательно вспомнит, и на сей раз сделает всё как надо. Всё только начинается!

Начало

Сентябрь 2000

Утро первого сентября выдалось теплым и солнечным. На улице по-прежнему стояла летняя погода и казалось, что осень наступила лишь согласно календарю. От волнения Толик проснулся раньше обычного. Сегодня ему предстояло впервые идти на занятия в университет. Несколько дней назад он приезжал к главному корпусу своего будущего ВУЗа и с радостью еще раз убедился, что его фамилия находится в списке абитуриентов, зачисленных на первый курс. Он пробежался глазами по списку своих будущих одногруппников и отметил, что в его новой группе всего лишь пятеро парней и аж десять девушек – интересное сочетание! Толик также заметил, что трое из его будущих одногруппников оказались его бывшими однокашниками, а значит он уже не будет в совершенно незнакомом коллективе.

Толик вышел из дома, и перейдя дорогу, сел в автобус, который повез его в обратную сторону от обычного, школьного маршрута. Весь последний класс школы был наполнен пугающими мыслями о поступлении, выбором университета и подготовительными курсами. Поначалу Толик даже не хотел быть студентом дневного отделения, предпочитая ему вечернее, потому что расхожий стереотип студента-очника был ему малопривлекателен: представлялся эдакий разгильдяй, который беспробудно пьет в общежитии по поводу и без, а за голову берется лишь накануне сессии, и то больше посредством «ловли халявы» в открытой форточке. Толик представлял себя полной противоположностью подобному персонажу, и думал что если студенты и правда в основной своей массе оправдывают данный негативный стереотип, то его ждет наискучнейшее студенчество.

Толик перешагнул порог университета все еще немного растерянным от волнения, и найдя нужную аудиторию, увидел что большинство его одногруппников уже стоит у двери.

– Привет! – начал Толик. Ответное «Привет» пронеслось по кругу.

– Толя, – представился он, на что в ответ последовало с десяток имен, которые он тут же забыл.

Толик окинул взглядом своих одногруппниц, но его внимание никто не привлек. Даже если бы он увидел какую-то девушку – эталон красоты, он бы все равно не подал виду. Он имел представление о том, какой типаж нравится девушкам, и понимал что он не из тех, кем заинтересовываются с первых минут знакомства. Толик не умел выигрышно подать себя при первой встрече, и потому нужно было узнать его поближе, чтобы им заинтересоваться. Зато потом…! Толик как-то уже слышал от противоположного пола, что может заменять собой многих. Однако, сам он часто думал, что с удовольствием хотя бы на время променял этот свой «дар» на умение нравиться с первого взгляда, так же легко, как это делает, скажем Юра – один из его одногруппников. Глядя на то, как непринужденно тот общается с женской половиной группы, и как те смотрят на него, Толик с сожалением думал, что никогда не станет таким.

С первых дней учебы, Толик всегда появлялся в университете со своей давней знакомой Юлей, которая теперь случайно оказалась его одногруппницей. Несведущие люди были уверены, что Толик с Юлей встречаются, но у Юли уже со старших классов школы был роман с мужчиной постарше, а Толик, которому Юля в свое время нравилась, теперь нашел в ней своего рода «родственную душу». В свои семнадцать, Юля была уже слишком взрослой для компании одногруппников, главными темами разговоров которых было кто и сколько вчера выпил, и с кем остался после, а застенчивому Толику было комфортно с Юлей, потому что его интровертная сущность шла вразрез с подобными разговорами сокурсников и вызывающим поведением многих студентов-первокурсников, все еще ищущих себя.

При всем этом, университет стал для Толика свободой – той свободой, которую нельзя было получить в школе, и тем более в классе, где как и в любом замкнутом подростковом коллективе были свои негласные установки, определявшие жизнь каждого. Для Толика было важно просто быть собой, иметь свое мнение и следовать своим убеждениям. В отличие от сверстников, ему были не нужны авторитеты для взросления и самоутверждения. Он сам был для себя главным авторитетом. Надо ли говорить, что при таком видении окружавшего его мира, в котором правил подростковый максимализм, особой популярностью у девушек в школьные годы Толик не пользовался. Правда, была Маша.

Сентябрь 1999 – Июнь 2000. Маша

Маша была дочерью друзей семьи, соседей Толика по даче. В отрочестве Толик с Машей каждое лето начинали отношения, а под конец лета расставались. Для обоих это была, своего рода игра, но нельзя было отрицать их взаимную симпатию. Рано или поздно их взаимное влечение нашло бы выражение в виде полноценных отношений мужчины и женщины, что и произошло, как только Маша закончила школу.

Толик впервые обратил внимание на Машу уже как на женщину, когда просматривал видеозапись празднования Нового года, сделанную его родителями. Это был первый Новый год, который Толик отмечал с друзьями, а родители уехали на дачу, отмечать праздник с семьей Маши. После застолья обе семьи вышли в гостиную танцевать, захватив видеокамеру. Толик просматривал видео и улыбался при виде того, как танцует Машин отец, подпевал незатейливой песенке, игравшей у родителей на импровизированной дискотеке, как вдруг в гостиную вошла Маша, и присоединившись к родителям стала так простенько танцевать. Маша была одета в короткое черное облегающее платье с длинным рукавом, ее длинные светлые волосы были распущенны. Маша двигалась в такт ритмичной музыке и ее стройные ножки то и дело мелькали в кадре. Наверное, этой простотой и легкостью образа она и покорила Толика, который отметил, что Маша на этой записи была очень похожа на принцессу из старого советского мультфильма про Бременских музыкантов. Толик решил, что к Маше определенно стоит присмотреться. Он даже несколько раз пересмотрел запись, чтобы проверить не была ли его неожиданно вспыхнувшая симпатия надуманной, но во многом неожиданно для него самого, интерес к уже сформировавшейся девушке Маше возник в нем с новой силой.

***

Маша была младше Толика, но пошла в школу годом раньше него, и потому уже начала учиться в университете, когда Толик пошел в последний класс школы. Очень кстати, Маша поступила в университет в его городе, и когда встал вопрос о жилье, Толик сделал все возможное, чтобы его родители взяли Машу жить к себе, что и было достигнуто на первой же учебной неделе.

Толик не мог спокойно смотреть на Машу «новую», повзрослевшую. Когда он взглядом скользил по ее шее вниз к большой груди, спускаясь к ее аккуратному животику с еле видным белым пушком, его грудную клетку просто до боли сводило от желания обладать Машей. Не будучи красавицей в общепринятом смысле этого слова, от Маши тем не менее шла какая-то невероятная сексуальная энергетика и привлекательность, пройти мимо которой Толик был просто не в силах.

Посиделки до полуночи в Машиной комнате, за которые обоим доставалось от родителей, сменились однажды вечером совершенно нереальным везением – из-за ремонта в квартире, Машу с Толиком поселили вдвоем в его комнате. Толик не мог поверить своему счастью, а также тому, что родители ненароком сами сделали за него самую трудную работу, ведь теперь когда они вдвоем с Машей в одной комнате, ему уже ничто не сможет помешать. Теперь они могли беседовать ночи напролет, вспоминая свое детство, общих знакомых и делясь взглядами на жизнь. Толику доставляло удовольствие сушить феном длинные Машины волосы, тем самым приучая ее к себе, своим прикосновениям, и замечая на себе ее пьяный от удовольствия взгляд.

Шли дни, недели, и как того следовало ожидать, Маша все больше сближалась с Толиком. Когда он, сонный и с красными глазами приходил утром в школу и его друзья с пониманием спрашивали: «Маша, да?», он с улыбкой кивал в ответ, и вспоминая прошедшую ночь, чувствовал себя взрослым и счастливым. Ему льстило, что в то время как его друзья спали прошлой ночью одни, он был с женщиной. Когда все домашние ложились спать и в квартире гас свет, Маша сначала просто засыпала у Толика на руках, потом – рядом с ним, после чего случилась первая в жизни Толика бессонная ночь, которую устроила Маша. Это была ночь настоящего доверия и чистой подростковой любви, когда на каждое прикосновение, случающееся впервые в жизни, реагируешь так остро и чувственно, как в будущем уже не отреагируешь ни на какое и никогда. Всю ночь в объятиях друг друга, Маша и Толик так и не сомкнули глаз.

– Не спи! – озорно улыбаясь шептала Маша. – Ишь ты придумал! – и расплывалась в милой улыбке…

Когда рассвело и оба прошли на кухню завтракать, мамино «С добрым утром!» звучало для Толика как ирония. «Может она догадывается? – промелькнуло у него в голове. – Нет, скорее всего, все как обычно, и это было всего лишь обычное «С добрым утром»… Пфф… Как хорошо, что мне сегодня ко второму уроку, – подумал Толик, и как только родители ушли на работу, прилег отдохнуть.

Не понятно откуда Маша нашла в себе силы уйти в университет, а вскоре подошло время Толика выходить из дома. Своей обычной дорогой он пошел на троллейбусную остановку. Был солнечный осенний день, на асфальте были разбросаны желтые листья, и ветерок приятно обдувал лицо, не давая уснуть на ходу. В полной мере наслаждаться погодой мешало непривычное дискомфортное состояние: после бессонной ночи, все звуки доносились до Толика как будто откуда-то издалека, из какой-то пещеры. С трудом не уснув за десятиминутную поездку стоя в троллейбусе, Толик вышел на нужной остановке, и на подходе к школе, заметил своих одноклассников.