Хлябь души
Непринятие.
Однажды на площади типичного города N появилось неописуемое существо. Но любой прохожий подумал бы, что это человек, так что, и мы себе позволим считать Его таковым. Рост Нашего Героя был идеален, внешность и голос – тоже. Цвет глаз нельзя назвать – он за пределом человеческого понимания. Одним словом, Его нельзя описать – слишком уж он идеален, как и одежда на Нём, и Его манера говорить. Наш Герой был полностью гармоничен. Почему-то Ему не требовалось ни еды, ни воды, ни сна. Физические потребности Его не беспокоили. Он был мудр. Любовь к познанию отражалась в Его неописуемых глазах, как яркий блик ложится на воду. Он был умерен во всём. Он был справедлив. Он был мужественен. В Нём была вера в Бога, надежда на лучшее и любовь к людям.
Он ничего не помнил: ни кто Он, ни как Его зовут, ни зачем Он здесь, ни где Он. Люди проходили мимо и не обращали внимание. Наш же Герой знал только одно: надо наблюдать. И Он стал вглядываться в окружающий его мир.
Наблюдал долго и внимательно. Дней 6. За это время Он собрал всю информацию о нашем мире. За это время Он поговорил со многими людьми. Забавно то, что каким бы идеальным Наш Герой не являлся, каждый его собеседник находил в Нём внешний недостаток – иногда в наружности, иногда в одежде, иногда в манере речи. Но больше всего людям не нравились Его суждения и выводы в беседах.
Город N – это произведение искусства. В нём можно встретить совершенно невероятные сочетания. Например, кабак а-ля рюс и церковь в готическом стиле. Каждый день это место менялось. Изменению поддавались улицы, здания, парки, даже люди, как будто в нём орудовал Демиург. Дул сильный ветер, лил дождь. Так начался первый день наблюдений.
Сначала Наш Герой набрёл на канализационный сток. Перед ним сидел нищий в тряпье и кричал людям: «Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, Он будет крестить вас Огнём и Мечом!». Он что-то ещё лепетал про отделение пшеницы от соломы, но, как обычно, его никто не слушал. Для людей этого города нищий был простым юродивым. На Нашего Героя нищий не обратил внимание.
Пройдя дальше, Наш Герой набрёл на лавку с зеркалами. Остановился перед витринами, почувствовав слабость, облокотился на стекло. Он был чем-то заворожён, что-то тянуло его в зеркалах. Так бы и простоял целую вечность, если бы не хозяин лавки, который, видя, что кто-то стоит и оставляет отпечатки на стёклах, не отогнал Нашего Героя.
–Иди, чего медлишь? Если что понравилось – заходи. О цене договоримся.
Ответа не последовало.
Пройдя дальше по тротуару, Наш Герой подошёл к лавке громоотводов под названием «Воанергес». Рядом с входом стоял бродяга-путешественник. В одной руке он держал посох, а в другой – раскрытую ракушку для сбора милостыни. На его плечах распластался красно-синий потёртый балахон. Карие глаза тлели усталостью. Давно не стриженные русые борода и усы свидетельствовали о том, сколько бродяга находился в пути. Если кто-то подходил к нему и клал монету в ракушку, то путешественник говорил: «Связавший вас да разрешит вас от уз». А если проходящий ничего не жаловал, то вслед летела такая фраза: «Да низведётся огонь с неба на твоё селение». На Нашего Героя он не обратил внимание.
Крах любви.
Наш Герой через некоторое время подошёл к зданию местного суда. Это монументальное место с архитектурой классицизма: колонны, симметрия и прочие элементы выдержаны в данном стиле. Во дворе вечный страж – Фемида. Всё как полагается: меч, весы. Но что-то не так. Повязка немного съехала с одного глаза. Нет, это не ошибка, это задумка скульптора.
Внутри всё сияло от помпезности. Синие и красные огромные шторы из бархата. На потолке, довольно высоком, люстры из чистого золота по 7 свечей в каждой. Но стоит уже обратить внимание на самое главное. В центре громоздился судейский стол: слева от него место для защиты, справа – для обвинения, перед ним стойка обвиняемого. За судьёй висел портрет градоначальника в мундире.
Наш Герой зашёл как раз в самый разгар разбирательства дела. Интересно было в этом процессе наблюдать за работой суда, потому что роль и судьи, и защитника, и прокурора исполнял один и тот же человек. Лет сорока пяти, с плешивой головой, обрамленной небольшой бородой тёмно-русого цвета. На нём был солидный чёрный фрак с бархатным воротником и золотыми пуговицами, белые панталоны, черные кожаные и блестящие от полировки сапоги. Под его стойкой хранился мешочек с символами убийцы деревьев и хлебов. Подсудимый – человек из бедных, рецидивист. Он убил купца. Но тут не всё так просто – этот преступник уже подкован, так что дело пошло не так, как всегда. Такие судебные процессы не представить братьям Карамазовым. Примерно так проходило заседание:
Сначала говорил обвинитель: «Этот человек без каких-либо угрызений совести убил и ограбил достопочтимого жителя нашего города! Тем более, это происходит не в первый раз. Прошу высшую меру!»
Тут бы заговорить защите, но ответить решил сам подсудимый: «Да, убил. Но вы сами подумайте. Если бы не я, работник ножа и топора, кто бы обеспечивал работой гробовщиков? Моя персона приносит больше пользы, чем вреда. Убив одного, обеспечил работой десятерых. Смотрите: Вас, гробовщика, могильщика, похоронную бригаду и прочих!»
Тут вдруг обвинитель переместился на место защиты, сменив гримасу на лице: «Вот именно! Подсудимый говорит правду. От него больше пользы, чем вреда. А так же, у нас достаточно размытые границы между вредом и пользой. Требую для своего подопечного штраф, а лучше всего – общественные работы», – сказал с надрывом адвокат, – «Этот человек из нужды, только лишь из-за этого, решился на такой отчаянный шаг. А вообще в законе нет такого пункта, что запрещает убивать из необходимости, так что мы должны его отпустить».
Опять неожиданно защита стала судьёй: «Нам нужны свидетели!»
Свидетелями выступали два человека, один из которых сидел справа от Нашего Героя, а второй – слева. Всё это время один из них вёл монолог о судоустройстве, не замечая, что между ними кто-то сидит. Первым из них являлся тот самый бродяга – путешественник, а второй человек казался намного моложе всех присутствующих в зале. Он походил на юношу, однако всё же имел возраст старца. У него были высокий, выпуклый, изборожденный морщинами лоб с большими залысинами, короткие курчавые волосы и небольшая окладистая борода с выделенными прядями. На плече у него возвышался орёл. На нём, как и на бродяге, был надет красно-синий балахон, только чистый и опрятный.
«Суды эти. Как вот можно судить? Любовь покрывает все грехи! Обвинение, если знает, что подсудимый невиновен, всё одно должно обвинять. Защита, если знает, что подсудимый виновен, всё одно должна защищать. А судья следует только букве закона, но закон пишется не всегда справедливо!», – говорил бродяга громогласно. На это его молчаливый собеседник поднёс к губам два пальца в знак молчания. И обернулся на судью, так как понял, что вызывают его. Началась речь свидетеля: «Да, подсудимый – убийца. Видел я, как он совершил преступление, когда рыбачил неподалеку. Но мне было дано откровение: положим же души наши за брата нашего, станем любить не словом, не языком, а делом. Кто не против нас, тот с нами!», – сказав это, свидетель присел на прежнее место.
Судья продолжил речь: «Что ж. Вы показали, что достойны снисхождения», – кротко проговорил судья, – «Но Ваш случай слишком сложен. Давайте спросим у присяжных заседателей?».
Да, оказывается, что они тоже находились в зале. Но это, как вы могли уже догадаться, тоже один человек, что и суд.
«Мы хотим услышать ещё основания для оправдания от подсудимого», – в один голос сказали они.
«Как пожелаете» – так начал свою речь ремесленник, -
«Пока нужны ещё гробы!
Пока полны похмельем рты!
На улицах в заснеженной ночи
Тружусь для Вас сограждане мои.
Работой обеспечу Вас!».
Необычайный взрыв похвалы ворвался в зал. Судье так понравилось выступление подсудимого, что он начал вспоминать все его положительные качества, сказал, что знает его с детства, что не мог он совершить это убийство. А также защита добавила: «Милосердие же, побуждавшее присяжных оправдывать подсудимого, когда, несомненно, содеянное им преступление вызвано острой нуждой или бесчеловечностью потерпевшего, являлось более высоким благом, нежели механическое следование букве закона». Если сказать короче – оправдан.
Начался следующий процесс. Тоже убийца купца, тоже из бедных. Роли суда менялись так же. Но что-то изменилось в зале. Пропало место защиты, точнее, оно стало точно таким же, как и трибуна обвинения. Зал суда сжался до маленькой душной комнаты с кучей безликих манекенов, которые выступали в роли присяжных заседателей. Окна настолько маленькие, что еле пропускали свет с улицы. Освещение давали маленькие лампочки, развешенные по всей комнатке. Получалось так, что подсудимый стоял в центре, а по всем сторонам, кроме фронта на него смотрели манекены. Перед ним возвышался судья-обвинитель. Внешность, как и одежда на нём, тоже преобразилась. Лицо стало пухлым и интеллигентным, вместо бороды была маленькая щетина под носом, волосы окрасились в седой цвет, на носу появились круглые очёчки. Теперь на нём висел новый коричневый пиджак с погонами, белая рубашка и чёрный галстук.
Начала сторона обвинения: «Этот, если можно так выразиться, человек, это больше похоже на помесь лисицы и свиньи, без капли зазрения убил и ограбила достопочтимого купца нашего любимого города. Из зависти к тому, что кто-то богаче его. Не вижу смягчающих обстоятельств для этого паразита. Стоит приговорить его к высшей мере».
Затем обвинитель стал судьёй, но, уже не сходя с места: «Что же нам скажет сам подсудимый? Вы совершали преступление?»
«Я …Да,но…» -более ничего не успел вымолвить подсудимый, потому что допускал большие паузы в речи из-за незнания риторики. Ком в горле от вины давил, не давал сказать что-либо.
«Признание – царица доказательств! Что же ещё нужно!?» – прокричал судья. – «Но для справедливости мы должны обратиться к присяжным. Что же вы скажете по поводу данного дела?»
Манекены повернулись в сторону судьи, прошла минута, потом снова посмотрели на подсудимого, и словно гром средь ясного неба на зал обрушилось всепоглощающее: «Виновен!». Судья закончил дело следующим гениальным изречением: «Приговор суда! Приговор народа!»
Наш Герой вышел на улицу. Дождь прекратился. Обернувшись на здание суда, Он заметил перемену архитектуры. Теперь тут громоздился монолитно-железный мавзолей с крохотными узкими окнами. Большие квадраты разбивали всё здание на части, как и того, кто там находился. Фемида тоже изменилась. Теперь повязка легла на плечах, из глаз текла кровь, меч был тоже окровавлен, а весы валялись у ног.
На тротуаре стоял мальчик и продавал газеты.
«Дядя, дядя, купите газету, а может и меня?» – поднял глаза он.
Удивление. Что это значит. Открыв газету, Наш Герой обнаружил, что в ней фермеры сдавали детей в аренду или навсегда.
Крах мужества.
Второй день отличился солнечной и свежей погодой. Наш Герой вышел на окраину города, туда, где разместились фермы. На одном из полей Он увидал пару человек, которые от голода ели несозревшую пшеницу. На другом – семью крестьян, которая полным составом: два деда, две бабушки, мать, отец, два маленьких мальчика лет восьми и четырнадцатилетняя девочка – все занимались уборкой урожая.
Подойдя к ним, Наш Герой завёл разговор. Спросил, что они делают, зачем, почему работают все вместе. Ответил отец: «Собираем урожай, сегодня праздник сбора. Как хорошо, что в этот год саранча не поела. Это работа для всей семьи, праздник же семейный».
Мать вступила в разговор: «Я вижу, вы устали, издалёка идёте? Оставайтесь у нас на праздник. Обычай такой – принимать людей».
Наш Герой согласился. Но помочь работой семье не смог – не дали. До вечера наблюдал, как происходил сбор урожая. Больше всех измучились дети, они выполняли работу наравне со взрослыми. Около ферм распростёрся лес. Там стояли избы фермеров. Вокруг них росло множество полевых цветов и невысокой травы. Топили по-чёрному, поэтому окна и двери обрамляла сажа. Зайдя внутрь, вся семья заходила по старшинству, каждый садился на колени, бился три раза об пол лбом и приговаривал : «Да умилостивится Гаки и Дед».
Сели за стол тоже по старшинству, гостя посадили последним. Жена положила всем каши и подала квасу. Всем по тарелке, кошке и собаке на полу по миске и одну тарелку с чаркой на печку. В одном из углов крыши склоняли тяжёлую медную голову то ли орёл, то ли ласточка.
Ели молча и умеренно. У всех были разные порции в посуде, но никто не попросил добавки. Окончив трапезу, каждый член семьи по очереди сходил за печку, три раза там присел и вернулся обратно. Рядом с лесом к вечеру загорелись огни. Вся семья двинулась в направлении огней, выходя из дома, повторяли всё, что делали, когда заходили, но в обратном порядке. Наш Герой спросил их, как они живут весь год. Ответил опять отец: «Что же мы. Весь год работаем. Экономим. Едим немного, только чтобы наесться. Потихоньку поживаем все вместе. Вот дедушки да бабушки так же жили, и мы так живём», – Он говорил правду. Можно было просто посмотреть на всех этих людей – среди них не найти ни одного человека с ожирением или хотя бы небольшой полнотой. «Собираем урожай, за землёй ухаживаем, потом продаём. Деньги копим. Может быть, хоть наши дети смогут в город переехать?»
Так, в разговорах о жизни обычного крестьянина, семья и Наш герой приблизились к месту празднования. Праздник проходил на лесной опушке. Везде горели факелы, деревья были украшены разноцветными лентами. Люди пришли нарядные: женщины – в венках из полевых цветов и ярких сарафанах, мужчины – в белых рубахах с красными узорами, с заткнутыми за пояс топорами; на руках у всех были звенящие браслеты из множества букв «z». Было большое количество увеселительных игр: залезть на столб за сапогом, нырнуть в воду за шкатулкой, найти мухоморы и принести ножки от них и прочие подобные игры. В одной из такой Нашему Герою предложили поучаствовать. Нужно было сесть на ослицу и сделать так, чтобы она прошла через маленький и узкий проход, огороженный заборчиком. Сама тропа завалена еловыми ветвями, которых ослица почему-то боялась. Наш Герой согласился и смог это выполнить, чему крестьяне крайне обрадовались.
Пока праздник не начался, Наш Герой сел на один из ближайших валунов, где общался с детьми. Они по какой-то причине тянулись к Герою, а Герой – к ним. Все маленькие люди имели какой-либо физический изъян, выработанный во время работы в поле. А говорили они следующее:
«В город, город. Не хотим в город. Лучше бы в дрожащем лесу жили с Тарраром, Мэллом и Юродивым, чем с родителями!»
Наш Герой осведомился: «Что это за место, и кто эти люди?»
Как оказалось, дрожащий лес – это мир, окружавший поляну. В нём росли только берёзы и осины. Назван в честь Юродивого, который там повесился в давние времена. По преданию, после того, как данный персонаж выбрал подручным своей смерти берёзу или осину, они стали дрожать. Даже сейчас иногда его силуэт можно встретить среди деревьев. Он стал чем-то вроде божества для местных. Как и другие два персонажа. Таррара – это в честь него устроили праздник. Бог плодородия. Говорили, у него лицо жабы: щёки свисают до плеч, а сам худой, может съесть за один присест 15 человек. Местные думают, что в его чреве спрятана золотая вилка, которой когда-то верховные Боги вскопали мир. Мэллом – Бог жидкостей. Ему поклонялись ради обильных дождей и солнечных дней, смотря, что нужно. Приношение состояло в том, чтобы напиться до отвала: если выпьешь в итоге где-то 4 бочонка браги, то Бог точно тебя умилостивит. У него же в чреве спрятаны гвозди, которые когда-то сковывали землю по воле злых Богов, из-за чего она не плодоносила.
Можно сделать вывод, что дети не особо уважали своих родных. На самом деле, так и было. Связано это с тяжёлой работой в поле и периодической сдачей их в аренду.
Праздник приближался. Столы наполнялись кушаньем. Обжаренные свинина и телятина, спелые фрукты и овощи, освежающие вина и браги: всё, что в обычной жизни крестьянин только мог представлять в мечтах. Столы стояли вокруг огромного кострища с идолами вышеназванных божеств. Только у Юродивого не выбито лицо, единственная деталь – это какие-то выпуклые металлические круги по всей груди – всего 30 штук.
Прошло одно занимательное мероприятие. Приносили в жертву двух человек. Тех самых, что ели пшеницу на поле. Первый – седовласый старик с залысинами и гладкой небольшой бородой, известный ревнитель веры старины. Порицал соседей за то, что мало пьют и едят, не как указано в табличке Таррара. Он надоел людям, решили принести его в жертву Богам. Второй – чиновник из города, сборщик налогов, его постигла та же судьба, что и его собрата из Некрасовского произведения. Оба они одеты в зелёно-фиолетовые балахоны. С чиновником шло странное существо, сияние которого в страхе померкло рядом с Нашим Героем. Ревнителя решили распилить, а чиновника сжечь. Жертвы проходили мимо Нашего Героя, сомкнув уста, уверенные в своей правоте. На Нашего Героя они не обратили внимание.
Наш Герой уже хотел уходить, но заметил среди берёз странный силуэт. Приглядевшись, он увидел какую-то полуголую фигуру с отблеском луны на груди. Это Юродивый. Встреча взглядами. Блеск от монет на груди Блаженного не слепил Нашего Героя. Монеты скреплены с рёбрами какими-то металлическими скрепами. Слеза у глаз юродивого, треск металла, упал на колени, зарыдал и убежал.
Странное дело. Когда начался праздник, произнесли только одну речь в честь Земли, а потом начали есть. Ели много, ели все. Даже самые худые набивали себе брюхо до тошноты.
Наш Герой не смог выдержать такого зрелища и стушевался.
Крах мудрости.
В этот день как из ведра лил дождь. Проходя через аллеи города, Наш Герой пришёл к лавке местного часовщика, в которую решил заглянуть. На первом этаже лавки громоздились шкафы с разными причудливыми часами. Из дуба, вишни, яблони. Синие, розовые, белые. Резные, металлические, пластмассовые. Большие, средние, малые. Трудно перечислить все особенности, но главное то, что каждый экземпляр был уникален. Куда ни глянь, глаз всё равно упадёт на часы. Кроме шкафов, покупателя и продавца разделял прилавок в форме буквы «П», на котором тоже были часы. Ни пылинки, ни соринки, ни паутинки.
Мастера не видно. Наш Герой решил подойти к прилавку. Из-под него появилась женщина. Наш Герой спросил, где мастер и можно ли с ним пообщаться.
«Да. Конечно, проходите, он у себя наверху», – ответила она.
Уходя, Наш Герой оглянулся. Женщина теперь была похожа на соляной столб.
За одним из шкафов находилась еле заметная лестница на второй этаж, откуда спускались вниз толстые клубы табачного дыма, сквозь который с трудом просачивался тусклый свет.
Взойдя, Наш Герой увидел следующую картину: из-за двускатной крыши в комнату свет попадал только из одного окна, которое занимало без перегородок полностью одну стену, перед противоположной, стараниями жены мастера и его детей, разместился мягкий диван из бархата, по полу тут и там разбросаны подушки квадратной формы, под сводами крыши расставлены рабочие столы мастера. Сам он отдыхал на диване, покуривая длинную трубку, выпуская медленно и протяжно кольцо из дыма, одно за другим. Его крючковатые пальцы правой руки обвили чашу трубки, то и дело средний и указательный палец поминутной отходили и подходили к горлу чаши, ознаменовывая затяжку. На седеющей русой бороде свисали смолы. Голубые глаза смотрели в угол потолка. Морщины полностью покрыли плотное лицо. Перед диваном стоял низкий лакированный стол с гнутыми ножками. На нём громоздились инструменты, пепел, трубки и табак.
Внезапно мастер встал, пополз на карачках до одного из рабочих столов, медленно и лениво переставляя конечности, что-то покрутил и повертел в недоделанном экземпляре, быстро и энергично орудуя руками, и таким же образом перебрался обратно на диван.
Мастер перевёл затуманенный взгляд на гостя, жмурясь от бьющего из окна солнца, свет которого перебивался лишь дымом и фигурой Нашего Героя. Медленно и тихо мастер осведомился у зашедшего о причинах его появления.
Наш Герой спросил мастера о его ремесле и похвалил его трудолюбие и изобретательность.
«Да, мне уже что-то такое говорили», – лениво проговорил мастер.
Более ничего не последовало. Во время ответа почти ни одна мышца мастера не шелохнулась.
Наш Герой повторил вопрос о ремесле.
«Ну, достаточно давно занимаюсь этим. Ещё с детских лет. Отец тоже часовщик был. Сижу над каждым экземпляром по несколько недель. Вот», – он показал на стол – «окуляры да приборы со мной», – Он сделал большую затяжку. Наступила пауза на 10 минут, спустя которую мастер продолжил: «Время – вот самое главное. А чем его отмерять? Часами, конечно же».
Наш Герой спросил у мастера, работает ли он в выходные.
«Да, если берусь за работу, то отхожу от неё только на сон», – Это было достаточно странно слышать от человека, в комнате которого валялись подушки, потому что ему лень было ходить по жёсткому полу. Но, когда мастер заговорил о времени, что-то в нём поменялось, глаза заблестели, речь сменилась с ленивой на ускоренную, всё в нём выражало интерес к обсуждаемому предмету, – «Единственная вера у меня, так это вера во Время. Будь моя воля, я бы создал церковь часов. Она бы объединила весь мир. Это третий путь нашего времени! Там бы власть находилась в нужных руках – часовщиков, только они понимают ценность времени!!! Наше сознание не доверяет мысли – ни своей, ни чужой. Конечно, вы можете мне сказать, что я стараюсь не только ради дела, но и денег, и будете правы. Однако представьте, если бы была церковь времени, то и деньги бы не были нужны! Все поняли бы ценность времени, а часы лучший Бог в такой системе! Вот, Время велико, и мы не можем познать его, число лет его неисследимо. Но сама суть времени в том, что оно живёт в нерукотворных храмах. Я трепещу перед временем сердцем, ибо оно велико силою, судом и полнотой правосудия. Мудрость была раньше всего, но когда появилось время, тогда мудрость стала содержаться в страхе перед временем. Разум во времени, на него и полагайся. Пойми всё уже предопределено временем, вообще всё. Я познал время, я избавлен от смерти! Но всё суета сует и томление духа, так что оставим это… », -Он даже привстал с дивана, говоря это.
Разговор шёл до утра, Наш Герой всё задавал вопросы, пытался понять, почему именно время, почему часы, так как оснований такого фанатизма почти не было. Но как только под утро разговор перешёл в другую тему, мастер сразу поник, замолчал и отрешенно лёг на кровать. Уснул.
Внизу стояли сыновья мастера. Они не заметили Нашего Героя. Первый брат стоял с алебардой на плече, на голове большая залысина, кудрявые волосы спускались от затылка до кончика немаленькой бороды, на нём надет чёрный балахон. Его брат стоял с большим крестом за спиной в красно-синем балахоне, с русыми кудрявыми волосами и небольшой бородкой. Вели разговор о занятиях отца. Говорил первый брат: «Вот сам скажи. Как это так? После времени ничего не будет, из ничего ничего не выйдет, но как тогда мы возникли? Из чего что получается?»
«Брат, отец говорил, что мы познаем это, когда пойдём к фермерам и будем с ними водить хороводы», – последовал ответ.
«Может, так и надо сделать, и только тогда мы явим себя не нам, а миру! Раньше, когда наш отец возглавлял городскую церковь, когда она была сделана из кедра и дерева, было лучше. Тогда наш отец ходил обмотанный свитками с афоризмами.».
Наш Герой ушёл из этого места. Так прошёл 3 день.
Крах умеренности.
Четвёртый день не отличился никакой погодой, только на небе собирались пасмурные тучи. Наш Герой вернулся на площадь города, где увидел увлекательное зрелище. Знаменитый художник и поэт города опять влез в любовные неприятности. Даже Лютик бы позавидовал таким похождениям. В этот раз он совратил дочь местного винодела. Сам отец гнался за ним от другого края города, но, добежав досюда, выдохся совсем. Художник же остался полным сил, да ещё и потешался над оскорблённым родителем, выкрикивая похотливые фразы про пышные формы его дочери. Наш Герой заинтересовался этим творцом.
Поэт – человек лет 25, молод и свеж. Одет с иголки и со стилем. Особенно выделялся головной убор с пером , наполовину розовый, наполовину белый. Всё, кроме подбородка, гладко выбрито. Средней для мужчин длины чёрные волосы. Большой нос и большие, глубоко посаженые глаза. Про него одна поэтесса сказала: «Ангел с печальным лицом». Также написала в честь него стихотворение «В углу старик…» .