Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004

…на столе стояло два стакана. Один с едой для рыб, другой с ядом для мышей. Я знала, в каком яд. Но было интересно, что будет, если покормить им рыб. Дала немножко. Они в аквариуме сдохли. Я боялась на них смотреть. Они стали мертвые, а были живые. Мама кинулась и давай меня лупить. – Убийца! – Мама дралась полотенцем. – Ты убийца! Сын тети Марьям, Акбар, расстроился. Это были его рыбы. Тетя Марьям не ругала. Она дала мне бублик и сказала, что выбросит рыб в унитаз. Мне не было стыдно. Было страшно. Убийца чувствует страх. Поля Что мы видим, когда открываем книгу? Маленькую девочку Полю, которая проверят мир на прочность. К ней уже приближается война, но Поля об этом не знает, продолжая верить, что «все будет хорошо». «Ичкерией» свою землю она не называет, называет «Чечня» и гордится ей. Погибает дедушка Полины в самом начале книги, остается рядом мать, которая болеет и проявляет агрессию к ребенку. Падают бомбы. Голод. Холодный дом, в котором нет электричества и воды.Помогает ли го…Далее

Я из тех, кто рос под новости о Чечне и практически не понимал, о чем они. Когда началась первая Чеченская война, мне было 6 лет. На 3 года меньше, чем автору книги. Я даже не понимала, боевики - это хорошие или плохие. То есть, наши или враги? Слово «Чечня» отзывалось каким-то смутным ужасом и песнями Шевчука.Дневники Полины читаются как вестник с другой планеты. Я все время вспоминаю, что я делала в это время. Нет, нам несладко жилось на другом конце России в девяностых годах, но мы и близко не видели такого голода и такой нищеты. Я уж молчу про взрывы, обстрелы и зачистки. И про ковровые бомбардировки.Кажется, у нас с Полиной такие разные жизни и никаких точек соприкосновения. И вдруг - ей тоже нравится фильм «Брат» и она переживает из-за обвала в Кармадонском ущелье. Она посмотрела первую серию «Идиота» с Евгением Мироновым - и в восторге. Я тоже в это же время смотрела «Идиота» и была в таком же восторге и от сериала, и от Евгения Миронова. И внезапно все стало так близко. И так с…Далее

Не могу я писать про эту книгу пространно. Я даже про блокадный Ленинград читаю сейчас более отстранено. Хотя, это просто невозможно. Тут же — просто аут. Как же страшно и невыносимо больно было читать эту книгу. Не должны дети видеть такое и проходить через этот ад! И это ведь не далекая революция, и даже не ВОВ, всё это было совсем недавно в нашей стране. И от этого ещё более горько. Чеченские дневники — страшный документ тех лет. Их вела маленькая девочка, которая выросла в этом ужасе. Поля, Полина (Фатима — так приходилось называть себя, когда надо было опасаться ненавидящих всех русских соотечественников). Тяжелые бытовые условия, голод, скитания, ранение — всё пришлось пережить Полине и её маме. Как же эта девочка ненавидела войну! И её не трудно понять. "Я на стороне тех, кто не умеет стрелять" (с) "Я думала, когда меня убьют, люди найдут этот дневник. Я думала, люди прочитают этот дневник и поймут, что никогда не нужно воевать. Полина" (с)Просто мороз по коже!

Страшное свидетельство страшного времени. Свидетельство не ставшей уже далекой Великой Отечественной войны, а войны, отголоски которой не утихают и поныне. Войны, чьи свидетели не старенькие бабушки\дедушки, а наши ровесники. Этот дневник такой же памятник истории, как дневники Лены Мухиной и Тани Савичевой, только глубже, объемнее, полнее, и с новыми, современными реалиями. И автор их не ставшая историей старенькая бабушка, ни оставшаяся воспоминанием веках маленькая девочка, но молодая женщина, живущая здесь и сейчас. Смогла ли она найти себе место в мирном мире? Очень хочется надеяться, что смогла. Но судя по тому, что удалось "нагуглить", дается это ей нелегко, ой как нелегко! Дневник начинается незадолго до первой чеченской войны, и вести его начинает маленькая девятилетняя девочка. Ее незамысловатый, но такой искренний язык задевает за самые отдаленные уголки души, самые глубокие, самые недоступные, и вытаскивает оттуда все то, что ты с таким усердием так долго там прятал. Читая,…Далее