Ячейка
– Я бы посмотрел на состязания по борьбе, – откликнулся Годарт, сторонник силовых тренировок. – Слышал, что средневековые мальчишки обучены в такой степени, что любой шестнадцатилетний уложит на лопатки взрослого мужчину из будущего.
– Так оно и есть, – печально подтвердил Гарс, настороженно поглядывая. – Но ты же на себе проверять это утверждение не будешь? Ты оттуда не выберешься.
Напарник укоризненно помолчал, глядя с высоты своего роста. Затем ответил:
– У меня голова все-таки присутствует.
Консул с извиняющейся улыбкой пожал плечами и повернулся к девушке.
– Хелин, а чего хочешь ты?
– Драки на площади – точно не мой стиль, – уклончиво ответила она. – Я еще выбираю между вариантами.
– Знаете… – Гарс задумался, но все же продолжил: – Мне кажется, не лучшая это идея – разделяться. Вы историки и больше кого-либо другого отдаете себе отчет, что собой представляет Средневековье.
– Но, Гарс… – взволнованно встряла Хелин.
– А в чем проблема? – вставил ее коллега. – Мы вместе с тобой уже все проверяли.
– Но вслепую? Поодиночке? – возразил Гарс. – Меня так один раз ограбили, всадив нож. Если бы не броня – а я всегда ее надеваю, – я бы с вами сейчас не разговаривал. И такое случиться может с каждым.
– На нас тоже есть броня, – напомнила Хелин. – И еще у нас связь через гарнитуру. – Она остановила себя, чтобы не показывать излишний интерес к одиночной прогулке.
Однако напарник поддержал ее.
– Уже все согласовано с Алардом, – заметил Годарт. – Если ты выделишь сопровождающих, мы будем не одни.
Гарсу идея явно не нравилась. Хелин ждала его реакции, опасаясь лишний раз встревать. Риск, несомненно, присутствовал, но следующего шанса пообщаться с незнакомцами из прошлого уже не будет. Это последний тестовый прыжок. У нее только одна возможность проверить свою догадку.
В конце концов консул пожал плечами и двинулся дальше.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – вздохнул он. – Годарт, тебе в сопровождение я выделю слугу, он подойдет на площадь. А сам останусь вместе с Хелин. Так будет надежнее, учитывая ситуации, которые здесь чреваты для женщин… – Гарс ловко увернулся от тянущего к нему руки подвывающего нищего. Они выходили на оживленный перекресток. – Так, а здесь нам нужно повернуть направо… Вы, конечно, это уже знаете.
Они шли мимо деревянных и глинобитных домов со смазанными смолой стенами. Улицы от мусора вычистили, однако любой новоприбывший из будущего уловил бы в воздухе непривычный давящий запах гнили. Впрочем, по силе воздействия он не мог сравниться со смрадом около мясницких лавок, где туши животных разделывались на глазах у прохожих.
Отовсюду доносились шум, гам, музыка, выкрики. Толпа двигалась плотным слоем и в приподнятом настроении. Телеги подпрыгивали на дороге, банда детей пробежала, размахивая руками и улюлюкая. Двое торговцев тащили повозку, на которой возвышалась печь, расточавшая аромат свежих пирогов.
Ткани всех расцветок, люди всех мастей – все спешили к замку и прилегающим окрестностям на празднество. Ученые влились в толпу и позволили ей нести себя в эпицентр.
Гаага пока не получила статус города и считалась деревней. В окружающем ландшафте преобладали огороды и сады. Ближе к замку начали возникать группы домов и ремесленные мастерские. А затем на пути развернулся и полноценный город, хоть так и не называвшийся.
Доносилось ржание лошадей и постукивание молотков в кузнице. Улицы завесили флагами и тканями с гербом Иоганна III. Красные и черные львы на желтом фоне перемежались с сине-белыми ромбами. Иоганн и его племянница Якоба заключили договор, по которому он получил управление этими землями – что и стало лейтмотивом праздника.
Минуя торговые ряды и лотки с зеленью, овощами, рыбой, Хелин, Годарт и Гарс добрались до площади. Среди многообразия исчезнувших ныне домов, амбаров и надстроек возвышалась церковь Святого Якова. Собор стоял уже в камне, но знаменитой шестиугольной башни рядом не было.
Здесь им предстояло ждать появления свиты герцога. Народу толпилось много. Хелин физически чувствовала – спиной, боками, – как ее обступают, обволакивают со всех сторон, и это вызывало воспоминания, которых она хотела бы избежать. В детстве она потерялась в толпе, на празднике Королевы1. С тех пор скопление людей вызывало панику, которую она с годами смогла снизить до уровня дискомфорта и легкой тревожности. Как обычно, она принялась мысленно возводить невидимую перегородку между собой и рядами прохожих.
Ученые не стали доходить до церкви и остановились на краю площади, где было посвободнее. С их места проглядывался венок на жерди – символ таверны, – что находился на стене одного из первых постоялых дворов Гааги. По другую сторону площадь украшал позорный столб, сегодня пустующий.
Церемония въезда начиналась у моста за пределами деревни, но к началу шествия допускались только первые лица поселения. Остальные жители распределились по обочинам дороги, свешивались из окон и глазели с крыш.
Больше всего народу собралось на рыночной площади. Совсем скоро ожидали процессию. Все нетерпеливо перешептывались, поглядывая то на церковь, то на окружающие площадь лавки, то на проезд. Хелин пришло в голову, что, вероятно, в следующий раз здесь уже будет стоять группа туристов. И они тоже будут вытягивать шеи в сторону поворота дороги, каждую секунду ожидая действия.
Между тем момент приближался.
Издали послышался нарастающий раскат труб. Плотный сочный звук пробивался сквозь улицы, заполняя собою пространство. Толпа заволновалась. Стражники возникали тут и там, призывая потесниться.
Гул, тяжелый топот копыт, поскрипывание телег. Шум набухал, расширялся. С разных сторон прокатились крики, даже стенания. Гарс жадно наблюдал за происходящим, Хелин закручивала и раскручивала цепочку с медальоном на шее, а Годарт придерживал кошелек на поясе.
В поле видимости показались первые всадники.
Во главе колонны двигался отряд лучников – группа за группой, несколько сотен человек. Они скакали налегке, у каждого зачехленный лук за спиной, под рукой – стрелы.
Мелькали флажки, длинные пестрые знамена со львами колыхались на штандартах.
Народ неистовствовал.
За лучниками держались приближенные герцога, советники и знатные лица. Их лошадей украшали расшитые попоны, свисавшие почти до земли. Животные шумно дышали, ерепенились, пока их не придерживали, натянув поводья.
Оруженосцы были совсем мальчишками. Первый нес герб рода Виттельсбахов, вышитый на бархатном полотне. Второй торжественно держал меч и шлем Иоганна III, которые тот снял перед въездом в город в знак добрых намерений.
…Герцог двигался медленно, не торопясь. Копна светлых кудрявых волос топорщилась в стороны, грубое лицо расплылось в довольной улыбке. Он важно вскинул голову и с видом собственника обводил взглядом владения. В толпе кричали, плакали – как женщины, так и мужчины. С двух сторон к ногам процессии бросали свежие цветы, лепестки вертелись и мельтешили в воздухе, оседая на складках одежды или стираясь в пыль на дороге. Около Иоганна III пешком, спотыкаясь, тащились три оборванные фигуры, вцепившись вмертвую за края его одежды и конскую упряжь. За герцогом звенел кольчугой строй рыцарей. Замыкали жители, приветствовавшие процессию у въезда в деревню.
Все это полчище распределилось по площади, на которой совсем стало нечем дышать. Герцог и трое пеших оказались в центре мизансцены.
Грянул новый залп труб.
Четверо деревенских в праздничных одеждах подошли к платформе напротив Иоганна III, где под полотнищем скрывалось что-то массивное. Они поклонились правителю. Затем стянули ткань, открывая окружающим свой сюрприз. Послышался всеобщий вздох восхищения, а затем – выкрики и аплодисменты.
На постаменте красовался огромный механический лев с красной шерстью и позолоченной гривой. Детали поражали скрупулезностью, а воинственная, но мудрая морда – прорисовкой; каждая шерстинка тончайше подогнана. Реалистичность пробирала до мурашек. Это был роскошный царственный зверь, внезапно очутившийся на переполненной европейской площади. Высотой диковинка превосходила даже коня, которого оседлал виновник торжества. Герцог Иоганн удержал за поводья встрепенувшуюся лошадь, а когда та успокоилась, медленно оторвал руки и, одобрительно кивнув, несколько раз похлопал ладонью о ладонь. Толпа возликовала. И тут лев моргнул и повернул морду в сторону, вызвав еще одну волну изумления.
– Он на… – шепотом пробормотал завороженный Гарс.
– Шарнирах, – закончил Годарт.
Лев поворотил мордой в одну сторону, затем в другую. Шевельнул хвостом. Раскрыл пасть и издал раскатистый мощный рык. Затем четко и внятно продекламировал:
«Наделенный Дарами Святого Духа,
Семью священными добродетелями;
Стяжавший славу и почитанье,
Он сверкает на солнце яко граненый камень,
Заставляя сердце обливаться обильными слезами
От сей услады взора.
Явися к нам, и возрадуемся мы,
Ничтожные – пред твоим величием!»
Под захлебывающиеся вопли толпы зверь встал на задние лапы. В передних у него оказался сияющий начищенный меч, который он высоко поднял над шелковистой гривой. Пасть открылась, лев вытянул синий язык, сроднившись с гербом голландских графов, и замер в торжественной немой позе.
Даже Хелин, видевшая это много раз, не могла сдержаться от аплодисментов. Годарт сбоку залихватски присвистнул. Толпа на площади разразилась длинной овацией, с рыданиями, криками и объятиями. В эту секунду, казалось, все яркие краски жизни, вся значимость, весь смысл – они здесь, в этой деревне посреди времени и пространства, наполненной плачущими от счастья людьми. Ударила музыка.
Спустя несколько минут, не без помощи глашатаев и стражи, на площади воцарился порядок. Герцогу Иоганну помогли спуститься с лошади. В толчее голов несколько человек разошлись, и со стороны церкви выступила группа священнослужителей. Предводитель нес в руках Священное Писание.
– Ди Хагхе2 приветствует тебя, Светлейший и могущественный государь! Да озарит Господь своею безграничной милостию дом твой и семью. Воистину благословенна минута, явивша блаженный лик твой – нам, недостойным покорным рабам твоея!
Священники согнулись в почтительных поклонах. На улице воцарилась трепетная атмосфера. Все обратились в слух. Герцог сделал несколько шагов вперед и произнес, обращаясь ко всей площади:
– Сердце мое взвеселилось днесь при сем радушном приеме, а день засиял ярче. В гостеприимный Ди Хагхе явился я… – он подал знак стражникам, и те клинками подтолкнули вперед три фигуры, что шли пешком у ног герцога, – …Божия помощью, не один.
Хелин косила глазами в сторону Гарса: из раза в раз она наслаждалась его реакцией.
– Я знаю, знаю, кто это! – волнуясь, путая слова, делился консул, едва сдерживая себя из-за открытия. – Это же средневековая традиция, скорее немецкая… Хотя разумеется – Иоганн же является представителем баварской фамилии, все логично. Эти странники – их же изгнали? Это преступники, которых прогнали из города, и вернуться они могли только в сопровождении правителя, пешком, держась за его одежды или лошадь! – Вид при этом у него был как у ребенка, получившего рождественский подарок. – Это потрясающе…
– Не исключено, что туристы будут другого мнения, – пробормотал Годарт.
– По дороге мне повстречались Кес Пастух, Таддеус Мельник и Яков Хромоногий, – продолжал тем временем Иоганн III. – Сии запятнанные души раскаялись во своих злодеяниях и врещася3 обет блюсти пред ликом Господним – держать отныне благочестивую жизнь. И привел я их обратно, в родную общину. Узрите! Именем герцога они отныне – свободные люди, иже вольны идти своим путем, трудяся во славу Господа и прославляя имя Его.
Бывшие изгнанники опустились на колени, целуя подол платья и перстни правителя. В первое перемещение Хелин более чем ожидала, что остальные жители деревни будут не в восторге, но они радостно приветствовали заблудших овечек. История знала примеры, когда осужденных изгоняли из городов снова, стоило власти выехать за порог, – но происходило это, скорее, в тех случаях, когда отношения между горожанами и правителем полыхали взаимной неприязнью.
Священник уже открыл рот, чтобы продолжить церемонию в соответствии с программой, когда герцог взял еще слово.
– Сим не исчерпывается моя благодарность. Добрые жители Ди Хагхе – обители, где жили и мой благородный отец, и почтенный брат мой, – проявили верность в тяжкое время и протянули длань помощи. Я сохраню в своем сердце память о всих ваших благих поступках. В знак искренности помышлений и речей своих желаю преподнести еще один дар.
Толпа притихла, затаив дыхание. Трубачи подыграли музыкальную фразу, подчеркивающую торжественность момента.
Иоганн III сделал знак слугам, и те вынесли на подушке ларец, броско украшенный пестрыми драгоценными камнями. Хелин уже видела эту шкатулку вновь и вновь – потому сейчас не вскрикивала от удивления с окружающими людьми, а размышляла о том, какая судьба постигла этот раритет и дожил ли он до ее родного времени, возможно, погребенный где-то под землей или упрятанный в чьей-то частной коллекции. За такую редкость поборолись бы лучшие музеи мира, учитывая ее исторических владельцев и предназначение.
– Зде, внутри сего ларца, преполно свежеотчеканенных златых гульденов, прямиком из Дордрехта, кои вверяю в ваше попеченье, – обратился герцог к делегации, перекрывая голосом восхищенный ропот толпы. – Мое соизволение таково: повелеваю выстроить при церкви башню, полета птиц выше, и почести Отцу нашему воздаяти. С волею Господа да продлится мир и благополучие на сей славной земле, да распространятся ваши достойны семьи, являя назидательный пример потомкам!
В воздухе снова поднялся гам и завывания, народ лихорадило от распирающих эмоций. Гаага чествовала герцога Иоганна III. В этот момент она его обожала. Гарс бормотал:
– Это же не может быть… Это же не…
Хелин разглядывала отдельные лица в средневековой толпе. Священников с бритыми макушками, членов всевозможных гильдий, каждого в одежде цвета своего цеха, бойцовского вида мальчишек, радостно визжащих и раздающих щипки и подзатыльники друг другу. Нескольких женщин с мужьями, отцами или братьями, слуг, военных, музыкантов. Рядом Годарт, как всегда подтянутый и отстраненный, взглядом оценивал обстановку, не позволяя себе терять бдительность. Своей суровостью он органично вписывался. Путешественники вблизи него могли чувствовать себя как за каменной стеной.
Началась последняя часть официального церемониала. Представитель церкви протянул герцогу Иоганну Священное Писание. Правитель положил на него руку и повторил за священниками клятву соблюдать и тщательно оберегать христианские обычаи. По площади разносилось:
– Клянусь защищать Велию Церковь от любой опасности… Во имя Господа нашего… Аминь.
Двери церкви Святого Якова отворились. Герцог и его сопровождающие исчезли внутри под величественный ударный выпад труб, под дождь из живых цветов, полыхавших в воздухе летними красками, под обильные слезы жителей, наэлектризовавшие пространство Средневековья. Упоение достигло всеобъемлющего апогея, опустошая изнутри, сметая все барьеры и преграды. Наступила пора разгулья и празднования.
Глава 4
– Башня, на которую выделили деньги, – это ведь Гаагская башня? Башня церкви Святого Якова? – Гарс промокал расшитым платочком лоб. – Мы что, только что наблюдали основание одного из главных символов города?
На площадь выкатили бочки с вином. В воздухе аппетитно пахло обжариваемой дичью. Перед таверной установили длинные ряды столов, и они в числе других празднующих оказались на лавке. Готовящуюся еду тоже принесли от герцога, так что ее качеству можно было доверять. Но Хелин все равно предостерегла бы от нее туристов, острая и грубая пища – не совсем то, к чему привык желудок ее современников.
– Не устаю поражаться этим контрастам, – делился консул, когда произнесли молитву и все сели; голос его тонул в гомоне. – Дремучее время. Безнадежное. Живешь – проклинаешь все на свете. А потом раз! – и открываешь что-то удивительное.
– И что тебя здесь удивляло? – придвигаясь к нему, поинтересовался Годарт, пользуясь возможностью выведать больше про средневековые порядки.
– Я пока не рассказывал? – уточнил Гарс.
Ученые покачали головами.
– Надо подумать. Чаще это небольшие открытия. Например, здесь неожиданно много образованных и смышленых людей. Неплохая степень личной гигиены – хотя, конечно, не как у нас с вами, но лучше, чем ожидаешь, гораздо. А какая впечатлительность и эмоциональность – вспомните шествие. И… – он поискал слова, – люди. В целом. Дико, ужасно противоречивые. То размахивают мечами, то бичуют себя и принижаются. Все эти вопли Господу, бесконечные стенания – ну, вы знаете, клятвы, мольбы об искуплении. Проклятия в сторону людей, поддавшихся искушениям, которые для других недоступны. – Гарс немного расходился. Хелин про себя давно отметила, что в другом времени речь консула органично наполнилась местными словечками, которые тут и там выползали. – Еще, бывает, подвергнут себя ограничениям и обетам – все ради спасения, как же, – а затем пускаются в разнузданность, и попробуй их останови… А слуги – вообще шельмы, – после паузы глубокомысленно закончил он.
– А из событий? – спросил Годарт, приверженец дела, а не философии.
– Жизнь здесь достаточно монотонна, – признался консул, аккуратно удерживая пальцами мясо и недоверчиво проверяя его качество.
– И все-таки? – подтолкнула Хелин.
Гарс помолчал, припоминая. Затем отложил пищу.
– Пожалуй, могу рассказать о проповеднике. Выступал пару месяцев назад под видом кармелита. Перекрывающая все энергетика! Экспрессия! Но подача… гнетущая. Никаких компромиссов, никакой пощады. Он остервенело линчевал и знать, и духовенство, их неподобающе роскошный образ жизни – для недоедающих бедняков бальзам на душу. Прекрасно подготовленный психолог-манипулятор с поставленным голосом и выступлением. Он несколько часов обличал и читал проповедь, собрал огромную толпу и руководил ею, как тряпичными куклами. Затем устроил ритуальное «сжигание сует», как он это назвал. Сожжение всего материального, что отворачивает душу от Бога. По его приказу люди несли из домов от мелочей, вроде игральных карт и костей, – и до действительно стоящих вещей. Жена торговца тканями принесла свои украшения и платья. Кто-то целые сундуки посуды таскал. И все это бросалось в костер! Одно, другое, третье. Вещь за вещью.
– У кармелитов среди прочих условий устава – предписание нищеты, – пожал плечами Годарт.
– Да. Только этот кармелит, – обронил Гарс, заглотив кусок мяса, – весьма посредственно его соблюдал. К слову, его помост выстлали лучшими коврами, которые нашли в Гааге. Гостил он не где-нибудь, а в доме местного старейшины. Вообще, у него, выражаясь ближе к современности, был масштабный тур, шоу от Франции до Фландрии, и каждый город предлагал нашему нищему самые роскошные из возможных условий – только чтобы он приехал именно к ним в первую очередь. Люди покидали свои дома и семьи, чтобы следовать за этим парнем и его окружением. Не только бедняки, но и богатые тоже – из тех, кто прониклись «философией».
– Талант! – признала Хелин. Она слышала не одну подобную историю, но не от очевидца событий.
– Ох… Я скучаю по словам вашего времени, – признался Гарс, немного грустнея. – Психолог. Манипулятор. Ну вот как тут произносить подобное? В этом есть нечто запретное. Особенно мне нравятся длинные составные слова, с нагромождением согласных, желательно термины. Иногда я пытаюсь объяснить их своему псу, но не думаю, что ему интересно.
Он откупорил собственную флягу с водой и сделал несколько мелких глотков. К напиткам на столе консул не притронулся.
– Сейчас повозка со спектаклем подъедет, – напомнила Хелин, привычно ища глазами на запястье свой телефон, которого там, разумеется, не было.
– Церковное моралите?
– Нет, небольшое представление про Цереру и Вакха, во славу веселья и выпивки.
– Ура, – пробормотал Гарс. – На площади напротив церкви? Еще лучше.
Они поднялись с лавки, стараясь никого не задеть. Окружающие не обращали внимания: на другом конце стола началась перепалка, кто-то кому-то вылил кружку пива за шиворот – и пошло-поехало.
Сценку показывали на двухэтажной повозке, которая разъезжала от площади к площади. Первый этаж служил костюмерной, кладовой и всем подряд. А наверху разыгрывалось действо.
Обычно давали библейские мистерии в исполнении членов гильдий («Воскрешение Лазаря» от гильдии врачевателей, «Распятие Христа» от гильдии мясников) или поучительные церковные сказания. Однако сегодняшняя шалость была не каноничной. Сюжет выстроили между Деметрой и Дионисом, заманивающих присоединиться к их празднику жизни. Жители радостно подхватили призыв к кутежу, и недлинный спектакль прошел на ура. Церковные служители отреагировали с неменьшим энтузиазмом, только эмоции их захватывали другие.
Когда священники поняли, что за святотатство происходит под самым носом, и решительно двинулись наводить порядок, забава уже кончилась, а кучер вовсю настегивал лошадей и пробивался сквозь людское море. После того как повозка исчезла под одобрительные или негодующие крики фраппированной толпы, на площади по приказу еще громче заиграла музыка, а на деревянной площадке от души принялись выплясывать местные. Неподалеку развернулся уголок игр и состязаний, со стрельбой из лука, с местами для борьбы и петушиных боев.
В «Аэтернум Трэвел» предполагали, что гости могут проявить желание поучаствовать в веселье, поэтому по программе отводилось полчаса свободного времени, в течение которых Годарт, Хелин или их заместители должны находиться на площади для подстраховки. Сейчас ученые обходили все с Гарсом, для которого, однако, данный набор развлечений тоже был не в новинку, так как он видел подобное во время майской пятнадцатидневной ярмарки.
Хелин уже считала минуты до окончания, ей не терпелось приступить к своему плану. Но время тянулось, ползло ленивой склизкой улиткой. «А ведь моя догадка может стать одним из самых удивительных и занимательных открытий», – вертелось в голове у нее. Окажись это правдой… Не хотелось забегать вперед, но окажись это правдой, то что лучше – поделиться с кем-то сенсацией или же сохранить секрет, о котором будет знать только она одна? Нет, сначала нужно собраться и установить истинность предположения. От какой-то определенности ее отделяли еще долгие тридцать минут и прогулка обратно до дома.
– По словам Платона, Атлантида затонула западнее Гибралтара, – возражал в это время Годарту Гарс. – Я здесь по вечерам развлекаюсь иногда его книгами. У меня есть небольшая тайная библиотека. А наравне с его работами мне приходится иметь дело с рядом других забавных шедевров. Например, с книжицей о путешествиях «Приключения сэра Джона Мандевиля», всего лишь прошлый, XIV век, где мы встречаем описания безголовых людей с лицами на груди или людей с собачьими мордами. Считается образцом трэвел-журналистики, в отличие от никому не известного Марко Поло.
Хелин уже хотела тоже включиться в разговор, но внезапно у нее возникло стойкое чувство. Чувство, что за ней кто-то следит.
Она обернулась – ее окружала толпа, каждый увлечен своим делом.
– Древний Рим, гладиаторы, – разъяснял Годарт, – там проявля… Хелин, что такое?
– Как будто показалось…
– Что-то не так?
Путешественники остановились и оглянулись по сторонам.
– Вы видите что-то подозрительное? – спросил Гарс после нескольких секунд.
– Нет, – пробормотала Хелин.
– Хелин, что происходит? – настаивал Годарт.
– У меня возникло ощущение, будто за нами следят. Вы не почувствовали?
Ее коллеги покачали головами.
Она постояла еще немного, прислушиваясь к себе и всматриваясь в лица. Юноши стреляли из лука, слуга нес корзину с покупками – свечи, серный трут. Супруги в праздничных одеждах шли к церкви. Чувство исчезло. Они застыли посреди толпы, а время уходило.
В конце концов Хелин признала свое поражение.
– Пойдемте дальше.
Больше она об этом не думала.
Гарс, хоть и противился идее прогулки сверх плана, заранее отдал необходимые распоряжения, и когда их группа, сделав круг, развернулась обратно, на углу площади уже поджидал слуга по имени Бен. Мужчины углубились в уточнения деталей – о необходимом запасе времени, плане маршрута и других аспектах.
– Надо проверить средства связи, – напомнила Хелин, вклиниваясь в их общество.
Годарт незаметным жестом потер кольцо о рукав, как бы немного полируя. В скрытой в ушах гарнитуре послышалось шипение. Хелин поднесла руку к лицу, откашливаясь.
– Дай мне небольшое усиление.
– Как скажешь.
Он слегка подкорректировал настройки.
– Медальон на месте?
– Да, – кивнула девушка. – Твой?
